За десять лет до описываемых событий, Земля,
Институт генетики…
Легкие раздирал мучительный кашель. В горло забивалась удушающая
вонь горелого пластика, дыма и химических реактивов, распыленных
незапланированным взрывом. Вокруг царил хаос. В ушах все еще стоял
грохот. Но его уже настойчиво перебивала сработавшая сигнализация.
Механический голос с безжизненной настойчивостью рекомендовал всем
покинуть помещения в связи с угрозой для человеческой жизни. Вот
только выполнить эту рекомендацию не представлялось возможным.
Выход из лаборатории уже перестал существовать, он это точно
знал.
Давясь убийственной смесью дыма, пыли и химикатов, витавших в
воздухе вокруг, которые не торопились оседать даже под
разбрызгиваемой противопожарной системой влагой, он изо всех сил
торопился на противоположный конец лаборатории. По постепенно
немеющему левому боку горячим ручьем текла кровь из развороченного
тела. Но он не обращал на это внимания. И без медицинской
диагностики было понятно, что он нежилец. Да это и не было важно.
Куда важнее было то, что именно сегодня в лабораторию на экскурсию
пришли будущие выпускники Института генетики. Такие экскурсии
практиковались на Земле уже очень много лет и помогли большому
количеству молодых специалистов правильно определить свой
дальнейший жизненный путь. Так что ничего примечательного в
посещении будущими специалистами предполагаемых мест работы не
было. Обычно им показывали все, рассказывали, чем занимаются и чего
достигают, и молодежь уходила думать: подходит им это или нет.
Так было бы и у него сегодня. Если бы не одно «но»: вместе с
будущими выпускниками в нарушение всех инструкций в помещение
лаборатории проник посторонний. Его дочь. Его маленькая девочка.
Она так хотела увидеть, где работает папа! Так просила! И он не
устоял. А теперь наказан за несоблюдение рекомендаций. Ему
наплевать на собственную жизнь! Лишь бы только его Красава жила…
Ведь все, что он делал, было только ради его маленькой девочки…
Шаркающей походкой, тяжело дыша и периодически кашляя, но не
давая себе даже секундной передышки, он медленно передвигался от
одного тела к другому. Разбросанные чудовищным взрывом, они
сломанными куклами валялись вокруг, затрудняя ему и без того
нелегкую задачу. Оставалась крохотная надежда, с каждым пройденным
шагом все больше переходящая в уверенность, что в момент взрыва
Красава вместе с несколькими студентами переместилась вслед за его
помощником в коридор, а затем в другую лабораторию. Иван собирался
продемонстрировать желающим, в каких условиях содержатся
исследуемые препараты. Если это так, если Красава ушла отсюда,
тогда она жива. И будет жить дальше. А у него есть еще одно
незавершенное дело.
Нечеловеческим усилием воли он заставлял себя передвигать ноги.
Попутно осматривая то там, то тут валявшиеся тела. Кто-то застонал
из затянутого дымом и пылью угла:
— По… по…мо-о-о… гите!
Споткнувшись о скорчившегося в неестественной позе рыжеволосого
паренька, совсем недавно дотошно расспрашивающего об условиях
содержания подопытных субъектов, и едва не упав, он бросился на
стон. Неужели все-таки Красава?.. Сердце споткнулось, нарушая и без
того рваный ритм. Затянутая мглой дыма и пыли комната вдруг
завертелась перед глазами волчком. И ему пришлось на пару секунд
остановиться. Отдохнуть, перевести дух. Его сердце отсчитывало
последние удары, как медик-биолог он это знал. Но также знал, что
не имеет права умирать раньше, чем завершит все свои дела. Он не
знал, что послужило причиной взрыва в помещении, где все абсолютно
было завязано на безопасности, ведь его лаборатория всегда работала
с самыми опасными образцами. Но точно знал: по инструкции, как
выживший сотрудник и несущий бремя ответственности руководитель, он
обязан зачистить все концы. Ничто, абсолютно ничто не должно
натолкнуть тех, кто придет расследовать происшествие, даже на
крошечную догадку о цели исследований, проводившихся здесь. Жаль
только, что результаты многолетнего кропотливого труда так и сгинут
вместе с ним в безвременье. Но тут уже ничего не изменить.
