Айна бежала сквозь ночь.
Падала. Поднималась и снова бежала,
увязая по колено в снегу.
Они приближались.
Она не видела их, но чувствовала.
Налетевший ветер свалил ее с ног.
Айна упала, перекатилась и тут же
вскочила.
Нельзя оставаться на месте. Нельзя!
Нужно двигаться и только вперед. Пока у нее есть силы бежать – есть
шанс спастись.
Пусть ничтожный, пусть рискованный, но
все-таки шанс.
Иначе – поймают.
Впереди сквозь пелену снега показались
огни. Бесформенные желтоватые пятна.
Айна выдохнула, выравнивая дыхание, и
ускорила бег. Еще рывок – и вылетела к ограде.
Путь преградил забор из частокола
чугунных пик, украшенных острыми наконечниками. Он простирался в
обе стороны, насколько хватало глаз, и терялся в метели. Ни обойти,
ни перепрыгнуть. За ним, метрах в двадцати, темнел спасительный
дом.
Жилище.
Там люди.
Там свет и тепло.
Сверху на Айну смотрел глазок крошечной
камеры. Она бы ее не заметила, если бы не мигающий огонек.
– Эй! – девушка помахала руками. –
Откройте!
Камера работала, записывая все, что
происходит в радиусе нескольких метров. И такие камеры подмигивали
вдоль забора, насколько хватало глаз.
Немного отдышавшись, Айна повторила
попытку:
– Пожалуйста! Меня кто-нибудь
слышит?!
Раздалось шипение динамика, и сухой
мужской голос недовольно изрек:
– Хозяин не принимает. Уходите.
Она растерянно отступила на шаг.
А чего ожидала? В этом квартале живут
богатеи. Они не боятся ночных призраков. Между ними и порождениями
кошмаров стоит крепкий охранный контур. Даже сейчас он потрескивает
и искрится на концах острых пик.
– Откройте! Пожалуйста! – Айна
схватилась за решетку и затрясла изо всех сил. Грохот железа
перекрыл ее голос. – Позвольте хотя бы пройти за ворота. У вас есть
охранный контур. Позвольте остаться во дворе до утра!
– Хозяин не принимает.
С тихим щелчком переговорное устройство
отключилось. Глазок камеры тоже погас.
Девушка замерла. Она задрала голову
вверх, все еще на что-то надеясь. Но изнутри уже поднималась волна
леденящей паники.
Это все. Это конец.
Она не доживет до утра. Такая нелепая
смерть…
Горло сдавили слезы.
Айна обреченно развернулась спиной к
воротам и сползла вниз. Прямо в снег. Сжалась, надеясь хоть так
сохранить остатки тепла в коченеющем теле. Спрятала в рукава
озябшие пальцы. Нахохлилась.
Утром кто-нибудь выйдет и найдет ее
труп. Или то, что от нее оставят Псы Тенганара.
Что ж, сама виновата. Каждый в Ермене
знает: когда наступает полярная ночь, на улицы города выходят
чудовища, а матери прячут своих дочерей. Потому что хищных тварей
притягивает запах невинности.
***
– Джино, кто там?
Тихий, чуть хрипловатый голос нувэра
Хасселя заставил охранника внутренне вздрогнуть.
Опять не уловил его приближения!
Джино обернулся вместе с креслом.
– Побирушка какая-то, мой нувэр. Она не
стоит вашего внимания.
Бесстрастный взгляд Хасселя скользнул
по экранам. На сотую долю секунды впился в фигурку, съежившуюся под
воротами. И, не задерживаясь, не проявив ни единой эмоции, мазнул
по охраннику.
– Впусти. И проводи в каминный зал.
– Но…
– Выполняй.
Нувэр вышел, ступая бесшумно, как
большой хищный кот. А Джино замер с раскрытым ртом, подавившись
собственными словами.
Вот уже три года он работает в этом
доме. И за все это время нувэр Хассель ни разу не повысил голоса,
ни разу на его холодном лице не проскользнуло ни единого чувства.
Истинный элохим – бесшумный, бесстрастный и беспощадный.
Порой охраннику казалось, что его
хозяин – машина, одна из тех механических кукол в оболочке из
синтетической кожи, которых выставляют в витринах дорогих
бутиков.
И в то же время было в нем что-то
пугающее. Что-то такое, от чего у взрослых мужчин при виде него
кровь стыла в жилах.
