Малышка плакала не переставая. Лия утешала ее, как могла, но у
той то ли животик болел, то ли зубки резались – бедная мать не
знала.
– Да уйми ты ее наконец! – не выдержав, Барт швырнул в них
сапог.
Лия едва успела увернуться и прикрыть ребенка собой. Тяжелый
сапог попал ей по плечу, заставив вскрикнуть от резкой боли. Еще с
прошлого раза синяки не сошли, а теперь появятся новые…
– Житья от вас нет! – прорычал Барт, поднимаясь.
Лия сжалась в своем углу: она боялась мужа. Боялась мужчину, за
которого ей, сироте, пришлось выйти замуж.
Он двинулся на нее, занося пудовый кулак.
– Лучше бы сына родила! Толку от тебя никакого! Теперь корми
вас, бездельниц!
Лия зажмурилась.
Сейчас он ударит ее. Свалит на пол, а затем еще пнет для
острастки. Он всегда так делает, когда зол. Но если она не
расплачется, то Барт тоже не станет долго глумиться над ней:
выпустит пар и уйдет. Вернется под утро, хмельной и довольный.
Она не хотела думать, где он проводит ночи и с кем. Главное, что
не с ней. Главное, что она сможет отделаться парочкой синяков и
спокойно поспать. Потому что «любовь» Барта страшнее, чем «не
любовь». Уж лучше пусть бьет, чем любит…
Мужчина пересек узкое пространство кухни и навис над женой. Она
была такой жалкой в его глазах, такой уродливой. Зачем только
женился?
А, ну понятно, зачем. Если ты до тридцати не женился и детей не
завел – то в армию загребут.
Барт в армию не хотел, ему хватало отцовской кузни и отцовских
оплеух. Но и жениться его не тянуло. За жену выкуп нужно давать, а
если ей не понравится что-то, так она всегда может городскому главе
нажаловаться и вернуться к родителям.
Но был один выход – жениться на сироте. Такой жене идти некуда,
разве что в монастырь. Она будет мужу ножки целовать за то, что
выбрал ее. И слушаться беспрекословно.
– Забыла, чем мне обязана, тварь неблагодарная?! Если б не я, до
сих пор бы в том бараке жила и питалась объедками!
Первый удар пришелся Лие в больное плечо.
Она тоненько всхлипнула.
Второй попал по спине.
Барт схватил ее за волосы, сдернул с лавки на пол.
– Дай ребенка! – прорычал, вырывая орущего младенца из рук
матери.
Лия вцепилась в дочку изо всех сил. Боялась, что муж в запале
навредит малышке. Не зря же он с такой ненавистью смотрит на
нее.
– Я сказал, дай! Мне! Ребенка!
Отобрав дочь, Барт швырнул Лию в угол. Та ударилась головой о
буфет и затихла. Ребенок тоже затих, едва оказался на руках у
отца.
Мужчина с минуту разглядывал личико младенца. Чужие синие глаза,
тонкая бледная кожа, светлый пушок…
Такая же уродина, как ее мать.
– Пожалуйста, – донесся из угла тихий голос, – не делай ей
больно…
Барт перевел ненавидящий взгляд на жену.
Та все еще лежала там, где упала. Длинный подол задрался,
обнажив тонкие ноги с округлыми коленками.
От вида этих коленей и того, что скрывалось выше, у Барта
пересохло в горле. Он внезапно вспомнил, что кожа у его жены
гладкая на ощупь, нежная, совсем не такая, как у местных женщин.
Будто сливочная. Во всех местах.
– Твое счастье, что сегодня драконья ночь, – произнес мужчина
особым тоном, от которого Лия сдвинула колени и натянула
задравшийся подол по самые пятки. – До утра из дома нельзя
выходить, значит, будешь меня ублажать. Вспомнишь, где твое
место.
Барт спал.
Лия лежала рядом, не в силах двинуться с места. Она даже не
опустила подол сорочки после того, как муж скатился с нее,
отвернулся и захрапел. Боялась его разбудить.
Свеча на столе давно догорела, спальню освещала только луна,
смотревшая через покрытое изморозью стекло. Рядом в колыбельке тихо
посапывала Милим.
Коротко выдохнув, Лия повернула голову к окну. Луна сегодня была
на редкость большая, яркая. Она занимала половину неба и казалась
очень близкой.
