На войне, хирургическом столе и, пожалуй, в Зоне с любого атеиста слетает шелуха, и из-под лощеной маски с презрительно искривленным ртом выглядывает первобытный человек, скованный темным, глубинным страхом перед неизвестностью и самой смертью. Вдруг это не ветер гуляет в тростнике, а твоя погибель ворочается, трещит стеблями, сминает их, играя опушенными кисточками?
Лаки целился в тростник, и палец подрагивал на спусковом крючке старого доброго АК-47. Прошлой осенью здесь была поляна, усеянная разномастными аномалиями, а теперь, поди ж ты, болото! При том, что аномалии, видимые невооруженным глазом, все до последней оказались «полными». Разряжались они эффектно, взрывались фейерверками, рассыпали снопы искр, выплевывали в небо фонтаны какой-то мути. Лаки смотрел на них восторженно и, предчувствуя, что на поляне будет множество ценных артефактов, шевелил губами – благодарил того неведомого, кто так щедро одарил его!
Тогда он набил контейнеры под завязку, удачно продал арты, выручил кругленькую сумму и купил квартиру, о которой так долго мечтал. Правда, вначале на нее не хватало самой малости, девятисот тысяч, а кредит безработному никто не давал. Пришлось занимать у неофициальных лиц, но больше половины долга он уже вернул, осталось четыреста.
Сейчас Лаки беззвучно молился, целясь в тростник. Коварное растение, слишком шумное, никогда не поймешь, есть там кто-то или нет, а если есть, то кто – птица, радиоактивный кабан или упырь? Еще и пульс грохочет в висках, как товарный поезд! Самое худшее, что может скрываться в тростнике, – упырь, если это так, то он уже или где-то близко, например, подкрадывается сзади, или не видит неподвижную жертву и скоро себя выдаст, начнет рыскать вокруг, главное не упустить его, ведь тварь маскируется и становится почти невидимой.
– Цып-цып-цып, – прошептал себе под нос Лаки.
Руку свело судорогой, капля пота скатилась по щеке за шиворот. Похоже, ни упыря, ни даже кабана в тростнике нет – просто ветер, но почему волосы на затылке шевелятся, и невозможно сдвинуться с места? Такое ощущение, что благоволившая ему фортуна отвернулась и устремила взор на кого-то другого. Влад по прозвищу Лаки, по-русски говоря, Счастливчик, догадывался, что в мире царит равновесие, и если мироздание щедро наделило везением, то возьмет чем-то другим. Ощущение было, что со дня на день сосуд иссякнет, и начнется обратный процесс.
Цыпа или не спешила покидать убежище, или же ее попросту там не было. Лаки крутанулся вокруг своей оси, готовый дать очередь по упырю, но сзади никого не оказалось, да и из тростника никто не бросился на него. Но переводить дыхание он не спешил, уж слишком осязаемым было предчувствие опасности; попятился назад, поводя стволом из стороны в сторону, развернулся прыжком, рванул к накренившейся сосне, стоящей особняком на замшелой кочке. Нога провалилась в грязь, и в «берце» захлюпало. Лаки выругался, осадил себя, напомнив, что Зона не любит спешки, сел, не выпуская автомат.
Неизбежность скорой беды немного отступила, но все равно ощущалась как враг, затаившийся до удобного случая. Лаки был уверен, что Зона зачем-то бережет его и предупреждает об опасности, не дает расслабляться. Значит ли это, что беда ждет его вовне?
