Меня зовут Оливия. Мое имя трактуется с латинского языка, как «несущая мир», потому что именно оливковая ветвь в древности считалась символом мира. Было бы обидно, если бы имя не значило ничего, кроме дерева и растущих на нем оливок отвратительного вкуса, превращающихся в не менее противные маслины. Мама назвала меня так в честь британско-австралийской актрисы и певицы Оливии Ньютон-Джон, очень популярной в семидесятые годы. В детстве мы смотрели вместе мюзикл «Бриолин» семьдесят восьмого года, где она играла одну из главных ролей вместе с Джоном Траволтой. Мама любила фильмы и музыку в стиле ретро, еще любила такую мебель, книги, одежду, прически. И, видимо, мужчин – папа старше ее на 16 лет.
Я не похожа на Оливию Ньютон-Джон, большеглазую блондинку с голубыми глазами, широкой, задорной улыбкой и милыми щечками. Мне достались папины зеленые глаза странного оттенка и тёмные, густые волосы. А еще его характер. Мама имела куда больше сходств со своим кумиром, чем я. Мне ближе французская актриса Ева Грин, с ней мы немного похожи – цветом и разрезом глаз, оттенком волос. Мне нравятся героини, которых она играет в кино, поэтому я часто пересматриваю фильмы с ее участием, иногда делаю похожий макияж, хоть и не люблю краситься.
Моя мама умерла два года назад. По печальной иронии в один месяц и один год со своим кумиром – в августе две тысячи двадцать второго. Только Оливия Ньютон-Джон умерла от рака молочной железы, а мама от редкого генетического заболевания – фатальной семейной бессонницы. Это очень редкое наследственное заболевание, как я уже сказала, неизлечимое. Еще его называют фатальной семейной инсомнией. «Семейной» потому, что мутация, а вместе с ней и болезнь, передаются детям от их родителей практически всегда. Ученые делают попытки изобрести генную терапию, но пока безуспешно.
Болезнь вызвана мутацией, которая приводит к атрофии таламических нейронов – клеток той части мозга, которая отвечает за регуляцию сознания и сна. Папа объяснял, что таламус это своеобразная «релейная станция», или «переключатель», головного мозга для сенсорной информации, поступающей от кожи, мышц, глаз, ушей и так далее. Вся информация в этой части мозга приобретает эмоциональную окраску, там регулируются наше поведение, речь, а еще ритмы сна и бодрствования. Папа много чего мне рассказывал об устройстве нервной системы, но я плохо разбираюсь в биологии, физиологии и анатомии. В этом мы с ним не похожи. Мне ближе литература, история, музыка и немного архитектура. Я также пробую рисовать, но пока у меня лучше получаются здания и скетчи.
Когда человек болен фатальной инсомнией, он не может спать, его мозг постепенно как бы разучивается это делать. Такой человек страдает паническими атаками, галлюцинациями и депрессией. Постепенно начинает спать все меньше и меньше, пока не разучится совсем и не сойдет с ума, разучившись двигаться, говорить, самостоятельно есть и пить. Ни одно снотворное от такой бессонницы не помогает. Не помогут и антидепрессанты, седативные, транквилизаторы, антипсихотики – ничего из препаратов, продающихся в аптеках. В мире описано около тридцати или сорока семей с этим редчайшим заболеванием. Впервые его описал какой-то итальянский врач, наблюдавший как от бессонницы умирали родные сестры его жены. Моей маме не повезло родиться в такой семье, где есть мутация. Болезнь развивается в разном возрасте, обычно после тридцати или пятидесяти лет, и прогрессирует с разной скоростью. Однако, всего за пару лет всё это приводит к слабоумию и инвалидности, как болезнь Альцгеймера или деменция, например. Мама заболела после тридцати пяти, но не дожила до момента, когда болезнь окончательно разрушила бы ее мозг и личность. Она покончила с собой, когда недуг только начал проявляться, но об этом позже…
