Шарона сидела возле окна на высоком стуле и смотрела на улицу. В открытое окно проникал свежий запах молодой хвои и солнечный свет, заигрывая с зеркальцами на макияжном столике. Птички чирикали, хваля весну, а облака плыли высоко, возвещая о хорошей погоде на следующие несколько дней.
Шарона сидела возле окна каждое утро, в одно и то же время. Смотря со второго этажа на главную улицу небольшого районного центра, в который Мордше привез ее двадцать лет назад. Она представляла жизнь, которую никогда не проживала. Представляла большой город, огни и гламурные ковровые дорожки. Ослепительные лимузины, платья и умопомрачительные драгоценности. Этот мир был ее тайной, а ежедневный ритуал путешествия туда придавал Шароне особую загадочность и меланхоличность.
В целом Шарона была, мягко говоря, простовата. Она не работала ни одного дня в своей жизни. У нее практически не было подруг, за исключением соседок-сплетниц, перемывавших ей косточки за глаза, словно чайки на мусорной свалке. Общение с семьей с годами сошло на нет. Они были далеко. Все ее родные остались в столице, когда в восемнадцать ее сосватал двадцатипятилетний Мордше, многообещающий клерк районной администрации. Вся ее жизнь до этого судьбоносного события походила на бесконечную подготовку к замужеству. Мать девушки не обращала внимания на плохую успеваемость дочери в школе, но уделяла повышенное внимание тому, как одевается ее дочь, как ухаживает за собой. Она учила ее как следует вести себя с мужчиной – главой семьи, как заботиться о муже и как быть хорошей и покорной женой. А самое главное, мать ежедневно обучала дочь готовке. Обучала так, как будто ничего на свете для нее и для всего ее рода никогда не было и не будет важнее фамильных секретных рецептов.
Прожив в браке почти двадцать лет, Шарона с Мордше детей не нажили. Казалось, Мордше это совсем не волновало, а несколько даже радовало отсутствие мороки с мелюзгой. Стало быть, и ей, Шароне, нельзя было показывать огорчение по этому поводу. И она как хорошая и послушная жена спрятала эту свою грусть в дальний ящичек в глубине души. И таких ящичков там было полно.
Слегка полноватая, Шарона выглядела сильно моложе своих тридцати восьми лет. Жили они с Мордше в достатке, и у нее было довольно нарядов и украшений, хотя и простых. Мордше, будучи человеком обстоятельным, не смел и подумать выкидывать деньги на блажь и уж точно не был готов к такой расточительности, как покупка цветов и прочей ерунды.
Печально вздохнув, Шарона встала, включила радио с незатейливой популярной музыкой и принялась убирать со стола. Каждое утро она готовила для Мордше невероятно изощренный завтрак и собирала контейнер с обедом, который Мордше брал с собой на работу. Каждый вечер Шарона готовила для супруга умопомрачительный ужин.
Готовить было единственным талантом Шароны. Талантом такой необычайно огромной высоты, что мало кто из ее знакомых, жителей города, страны или даже мира мог сравниться с ней в этом искусстве. К несчастью Шароны, единственным слушателем ее кулинарной оперы был Мордше, который с годами перестал ценить тот дар, которым пользовался. Иногда, конечно, у них были гости, но бережливый Мордше не позволял своей жене тратить много на званные обеды. Хотя и со скромным бюджетом Шарона умудрялась затмить самые высокие ожидания. И гости, выходя из их дома, выглядели сильно счастливее, чем когда заходили, как будто блюда Шароны меняли их изнутри. Когда Шарона ждала гостей, и когда готовила для них, и когда смотрела, как меняются их лица в момент дегустации ее шедевров – эти дни были самыми счастливыми в ее жизни.
