Твоего солнца хватит на десять
Африк.
А твоего холода — на несколько Антарктид.
Р. Рождественский
ТИМУР
Удобно
устраиваюсь в кресле, чуть сползая вниз и расставляя ноги. Если уж
ждать, то с комфортом. Ловлю на себе взгляд секретарши и лениво
осматриваю ее. Выкрашенные в медный цвет волосы лежат волосок к
волоску, идеальный макияж и выразительные глаза за линзами очков в
тонкой золотой оправе. Желтая блузка обтягивает внушительную грудь.
Ниче так. Это, по-моему, третья за год. Все потому, что бате
надоедает трахать одну и ту же. Еще бы. Кому бы не надоело?
Смущаясь, упорно делает вид, что увлечена работой в компьютере. Но
я знаю, что понравился ей, как и многим другим телкам. Природа
постаралась от души, ваяя меня. Да и я постарался с помощью спорта
и упорных тренировок.
После того, как папа подал заявку на пост мэра, за мной по пятам
бегают модельные и рекламные агентства. Я чертовски хорош, а моя
мужская сексуальность служит магнитом для любой телочки от
пятнадцати до пятидесяти. И не скажу, что этим не пользуюсь. От
жизни нужно брать все. Но только один раз.
- Пусть войдет, - отцовский голос из селектора разрушает нашу
тишину. А так хорошо сидели.
- Вадим Федорович ждет, - оповещает секретарь. Словно я слабоумный
или глухой.
Отец расположился в огромном кожаном кресле, напоминающем трон.
Батя у меня огромный мужик, с сединой на висках и цепким взглядом.
Постукивает пальцами по подлокотнику, не спуская с меня с глаз. Они
такие же серые, как и мои.
- Привет, - плюхаюсь на кожаный диван и оглядываю кабинет, будто
нахожусь здесь впервые.
- Ты, блядь, издеваешься? – гремит его голос так, что должно быть
слышно в соседнем городе. - Ты хоть представляешь, сколько бабла
пришлось отвалить?
- Много? – предполагаю.
- Много, блядь? – отец рывком выдергивает себя из кресла и нависает
над столом. Ого, папаня, по ходу, реально зол. – Я, блядь,
обеспечиваю тебя, рву зад, чтобы ты ни в чем не нуждался! Я, блядь,
даю тебе образование! От тебя всего лишь требуется вести себя
по-человечески. По-человечески!
- Ну, извини, - слегка пожимаю плечами.
- Извини!? – ревет отец, и стучит кулаком по столу. Единственно
удивляет, как тот не раскололся, - ты ведь прекрасно знаешь, что я
баллотировался!
А кто ж не знает. Каждая собака в
курсе. Снова слегка пожимаю плечами. Отец три секунды смотрит на
меня, а затем устало валиться обратно в кресло.
.
- Отдавай ключи и права, - требует он.
- Надолго?
- Пока я не решу тебе их вернуть.
- Может, я больше не буду?
- Тимур, не катит, - отец указательным пальцем стучит по столу.
Достаю брелок от мерса и документы, оставляю на столе.
-Все?
- Да, иди, - мне указывают на дверь.
- Ах, да! Чуть не забыл. С
понедельника ты на исправительных работах.
Какого еще…
- Чего?
- Да-да, сынок. А как ты хотел? Попал в газеты, теперь на радость
толпе будь добр и наказание отбывать. Приют «Медвежонок». В
понедельник после пар, ровно к пяти вечера. По два часа красишь
стены.
- Па, ты же это не серьезно?
- Поспорим? – батя поднимает обе брови, и мы некоторое время
сверлим друг друга взглядами.
- И, не дай Бог, мне поступят жалобы,
или позвонят и доложат о твоем отсутствии. Пеняй тогда на себя. Ты
знаешь, меня лучше не выводить.
Какие на хер исправительные работы, мать вашу за ногу?! Но не подаю
вида, нацепив маску безразличия. Не будет ему радости. Хмыкаю и,
отсалютовав, направляюсь к выходу. Дверью не хлопаю, что я, на хер,
баба какая-нибудь?
- Удачно быть оттраханной в конце дня, - бросаю секретарше, от чего
она вспыхивает до корней волос и аж подскакивает на месте.
- Чт… что, простите?
Останавливаюсь у выхода из приемной и невинно улыбаюсь.
