Я пишу, и воздух густеет, словно пропитанный чернилами туман. В комнате становится тяжело дышать – будто сами стены сжимаются вокруг меня, не желая слышать моих слов. Они давят на плечи невидимым грузом, заставляя каждое дыхание превращаться в усилие.
Бумага воняет. Не той приятной типографской свежестью, какой пахнут новые книги в магазине, а чем-то затхлым и прогнившим. Запах прелой тряпки, лежалой сырости, старого подвала и заброшенного кладбища проникает в ноздри, вызывая тошноту. Мне кажется, что страницы стареют быстрее меня: стоит положишь на них слово – и оно тут же начинает разлагаться, как плод, забытый на солнце, источая кисловатый аромат увядания.
Когда-то я думал, что писать – значит придавать форму вечности, что каждое написанное слово будет жить вечно, как звезда в бескрайнем космосе. Теперь же я думаю, что писать – значит ускорять тление, превращать всё в прах и пепел. Я фиксирую гниение мира, и сам становлюсь частью этого процесса, пропитываясь его запахом до самых костей.
Я открываю старую тетрадь – первую, где ещё юным писал свои «великие замыслы». Там буквы светлые, уверенные, каждая строчка дышит верой в будущее. Тогда я был полон надежд и иллюзий, искренне верил, что мир обязан услышать меня, что каждое слово прорежет реальность, как острый нож ткань.
Я листаю эти страницы и ощущаю – их пафос смешон, как маскарад мертвеца. Патетика мёртвых надежд, юношеского максимализма теперь пахнет трупным холодом. Мои былые мечты выглядят жалко и наивно, как детские рисунки на стене.
Почему я продолжаю писать? Этот вопрос терзает меня каждый день, как заноза в сердце. Я не знаю ответа. Может быть, потому что перестать – значит признать: меня никогда и не было. Что всё, чем я жил, было иллюзией. Всё, что останется от меня – это эти гнилые страницы, пропитанные чернилами и временем. Бумага сохранит мой распад дольше, чем плоть, превратит мою жизнь в музейный экспонат тления.
Смешно: я мечтал о бессмертии через книги, о том, что мои слова будут жить вечно, а получил лишь медленное умирание в книгах, постепенное разложение на страницах. Мои произведения – это саван, в который я заворачиваю собственную душу.
Писатель – это тот, кто гниёт на виду у слов, кто добровольно ложится в могилу из букв и предложений. Но кто-нибудь скажет мне: зачем слова нужны, если они не спасают? Я складываю их, как камни на собственную могилу, каждый день добавляя новый слой земли, приближая свой конец.
Иногда я думаю: может, настоящая честность в молчании, в умении принять тишину и пустоту? Может, тот, кто действительно понял жизнь, уже не пишет, а просто живёт, дышит и существует без попыток оставить след? А я продолжаю чертить эти фразы лишь потому, что боюсь тишины, боюсь встретиться с пустотой лицом к лицу, боюсь признать собственную незначительность.
Бумага пахнет. Этот запах становится всё сильнее, он проникает в каждую клеточку моего существа, вытесняя другие ароматы. Я чувствую его сильнее, чем запах собственного тела, сильнее, чем запах жизни. Значит, я всё ещё жив. Пока я буду писать – я буду гнить. Пока я буду гнить – я буду писать. И этот замкнутый круг кажется мне теперь единственным способом существования.
