Мария Нагая… Она сидела с девкой, которая ей помогала. Хоть и сослана она была за то, что якобы наговорила толпе, кто убил её сына Дмитрия, и толпа растерзала их.
Она-то хорошо знала, что царь Борис Годунов избавился от неё и своего настоящего наследника. И когда он, стоя перед ней на коленях, упоённо врал ей, у неё перед глазами была страшная картина этого преступления. Она ясно видела: как только она выскочила на крыльцо, то заметила бегущих от крыльца мужчин. Она кинулась к сыну, упала на него. «Сынок!..» – обняла окровавленное тело. И крик женщины: «Я не виновата!.. – упала на колени и, крестясь, говорила. – Ей-богу, я не виновата!..» Ярость матери при виде окровавленного сына охватила её. И тут у крыльца валялось полено. Она вскочила, схватила его и стала бить её везде. На крыльцо выскочил её брат. «На, бей!..» – приказала она. И брат стал бить уже упавшую почти без сознания женщину с окровавленным лицом… Она моляще протягивала руки, просила пощады. Но кровь пошла горлом, и она только клокотала, а не говорила членораздельно. На крыльцо высыпала челядь и в испуге жалась к перилам крыльца, с ужасом смотрела на эту страшную картину. «Что стоите?! – закричала Мария. – Велите бить в колокола! Пусть собирается народ, накажет убийц! Я их видела!.. Это…»
Один из челяди кинулся к церкви. И скоро полетел по Угличу церковный звон. Народ бежал к дворцу как на пожар. Вскоре собралась толпа. «Убийцы!.. – проклинала Мария. – Народ, накажите их – они убили вашего будущего царя, наследника престола!.. А-а-а!.. – заплакала и запричитала она. – Да что вы, изверги, наделали, да кого вы убили?!»
«Царевича убили!..» – понеслось по толпе. «Убийц – к ответу!» – пронеслось по толпе. «А-а-а!..» – полетел крик, и часть толпы кинулась искать тех, чьи имена выкликнула царица. Толпа безрассудна. Выкликнутых нашли и растерзали. Долго это страшное действо стояло у неё перед глазами. И даже в келье, когда по приказу Бориски её везли в монастырь в заточение, у неё перед глазами появлялись то гибель сына, то её замужество.
Сама она в семье была любимицей отца…
…Когда и где царь положил на неё глаз? Мать считала, что у неё судьба была стать последней царицей, женой царя. Этого немощного старика, о жестокости которого шли слухи. «Мамаша! – кинулась она на колени перед матерью. – Не отдавай меня за царя!» «Что ты, дорогая?! Не за абы кого тебя выдаём, а за царя! Почёт-то какой нашему семейству!..» – «Матушка, сколько жён у него было, и все они быстро умирали. Боюсь я, матушка!..» – «А что бояться-то?.. Кротость проявляй, люби мужа своего… Проявляй боязнь перед ним, потакай ему во всём – и будешь жить, как сыр в масле кататься!..» «Матушка, не погуби!..» – в страхе закричала она. «Э, несёшь, сама не зная чего!.. – озлилась мать. – Тебе сколько годков?.. Засиделась в невестах, перестарок стала… – оскорбительно говорила мать. – Слушайся меня – мать худого не посоветует…» «Мама, он же – старче!..» – «Слухай, что я тебе говорю: выйдешь за него – будут у тебя мамушки, нянечки и другая челядь. На руках тебя таскать будут, кланяться тебе все будут… Даже мы с отцом… Дурочка непутёвая, своего счастья не видишь! Быть тебе женой венчаной царя!»
И стояла она под венцом с царём-стариком. Видела и завистливые взгляды окружения, и ненависть в их глазах, и ухмылку сына последнего царя. Ей уже было всё равно… Отошёл куда-то образ сына боярина, который иногда приезжал с сыном – молодым высоким красавцем, при виде которого у неё кровь приливала к лицу и она чуть не теряла над собою власть, когда представляла себе, что он обнимает её и целует. Снился, ночами вскакивала и стыдилась своих снов, мечтаний. Никому не говорила о своих снах – даже кормилице, которая была в светлице с ней. Та подходила к ней, вскочившей от сна: «Что случилось, моя хорошая?» Обнимала её, прижимала к груди и говорила: «Что, суженый-ряженый приснился?.. А ты не пугайся!.. У всех у нас доля такая: мечтать о любимом и замуж выйти да стыд и грех познать. Печать на нас такая… А ты спи, своё сердечко успокой… Спи, моя голубушка, пока птица вольная… – укладывала она её и накрывала одеяльцем парчовым. – Спи…» И она засыпала, спала крепко.
