Страдание от бессмысленности жизни
[1]
У каждой эпохи свой невроз и своя психотерапия. Сегодня мы сталкиваемся не с сексуальной фрустрацией, как во времена Фрейда, а с экзистенциальной фрустрацией. Нынешний среднестатистический пациент страдает не столько от чувства неполноценности, как во времена Адлера, сколько от неизмеримого ощущения бессмысленности, которому сопутствует чувство внутренней опустошенности. Я называю это экзистенциальным вакуумом.
Возьмем для примера письмо, которое я получил от одного американского студента. Я процитирую из него всего два предложения: «Мои ровесники в Америке в отчаянии ищут смысл существования. Мой лучший друг недавно ушел из жизни, потому что не сумел его найти». Мой опыт (а я читал лекции в 129 американских университетах и общался со студентами) подтверждает эти слова и реальность настроения и жизнеощущения в среде студенческой молодежи.
Речь, однако, не только о молодежи. Я укажу на результаты исследований, которые проводил Рольф фон Экартсберг среди выпускников Гарварда. Через 20 лет после окончания университета значительная часть опрошенных (которые преуспели в карьере и вообще имели вполне достойную и счастливую жизнь) жаловались на опустошающее чувство конечной бессмысленности.
Множество признаков свидетельствует о том, что ощущение бессмысленности охватывает все больше людей. Это подтверждают даже коллеги, настроенные исключительно психоаналитически или марксистски. Недавно на международной встрече последователей Фрейда ее участники единогласно подчеркнули, что пациенты жалуются на сильное переживание полной бессмысленности жизни. Коллеги даже предположили, что в отдельных случаях бесконечного психоанализа он становится, так сказать, faute de mieux[2] единственным смыслом жизни. В завершение стоит также упомянуть американского профессора Клицке, которой работал по приглашению в одном из африканских университетов. В своей статье «Студенты в развивающейся Африке – логотерапия в Танзании»[3] Клицке показал, что в странах третьего мира экзистенциальный вакуум встречается все чаще, по крайней мере среди студентов. Аналогичными сведениями мы обязаны Джозефу Филбрику[4]:
Когда меня спрашивают, чем я объясняю появление этого экзистенциального вакуума, обычно я даю краткий ответ согласно следующей формуле: в отличие от животного инстинкты не говорят человеку, что ему нужно делать, и в отличие от прошлых эпох традиции не говорят ему, что делать должно. Что ж, не зная ни того ни другого, человек теряется по поводу того, чего, в сущности, хочет. Тогда он думает, что следует поступать так, как другие. Это конформизм! Или же делает лишь то, чего – от него – хотят другие, и это тоталитаризм[5].
Помимо двух этих последствий, мы не должны забывать также о третьем – о невротизации, о том, что я называю ноогенным неврозом. В отличие от невроза в узком смысле слова, который по определению представляет собой психогенное заболевание, ноогенный невроз сводится не к обычным комплексам и конфликтам, а к конфликту совести, столкновению ценностей и, не в последнюю очередь, к экзистенциальной фрустрации, которая периодически находит свое выражение и отражение в невротической симптоматологии. Джеймсу Крамбо, руководителю психологической лаборатории в Миссисипи, принадлежит заслуга разработки теста для определения цели в жизни (PIL – Purpose in Life-Test). Изначально этот тест предназначался для дифференциальной диагностики ноогенных и психогенных неврозов. После того как Крамбо проанализировал данные с помощью компьютера, он пришел к выводу, что в случае ноогенных неврозов речь идет об иной картине болезни, разрывающей рамки традиционной психиатрии в отношении не только диагностики, но и терапии.
