Я мыслю, следовательно, я существую. Не помню, кто это сказал, кажется, Ежебой из Дорвага. А может, и нет. Неважно. Важно то, что, раз я думаю, значит, я еще жив.
Я открыл глаза и подумал, что я, вероятно, жив, но сплю. Я закрыл глаза и снова открыл их, но безумное наваждение упорно не желало исчезать. Шагах в пяти от меня стояло существо, которое может пригрезиться разве что в страшном сне. Ящерица размером с десять быков, вместе взятых. Пропорции тела не вполне ящерные, отношение длина-ширина не превосходит четырех, в общем, сильно раскормленная ящерица. Каменно-серая кожа, колонноподобные ноги толщиной с тридцатилетнее дерево, и, самое главное, то, из-за чего мой мозг упорно отказывается воспринимать эту тварь как реальность – на ее морду надеты очки. Да-да, очки, в этом нет никаких сомнений, два колесных обода, деревянная перекладина между ними, две оглобли, идущие к вискам твари… оглобли, кстати, точь-в-точь как в людских повозках, голова этого существа поистине огромна… заканчиваются оглобли сложным сплетением канатов, это естественно – уши твари недостаточно велики, чтобы зацепить за них громоздкое сооружение. И самое безумное во всем этом зрелище – то, что стекла очков старательно закопчены сажей. Интересно, кому это понадобилось и зачем?
Неизвестный шутник, нацепивший очки на гигантского ящера, не очень-то старался, поскольку сейчас это сооружение сползло на нос, перекосилось, и один глаз существа задумчиво взирает на меня поверх стекла. Тварь меланхолично жует траву, в точности как корова, и смотрит на меня. Мои глаза закрываются, и я снова проваливаюсь во тьму.
Холод и мрак. Непроницаемый мрак и могильный холод, столь пронизывающий и всепоглощающий, что нет никаких сил ему сопротивляться. Мое тело неподвижно, оно не дрожит, не стремится разогнать убийственную стужу потоком горячей крови. Я медленно вбираю холод, и жизнь капля за каплей покидает меня.
Так длится целую вечность, но в какой-то неуловимый момент все меняется. Откуда-то извне льются потоки тепла, целый водопад жизненной силы обрушивается на меня. Оцепенение отступает, и я открываю глаза.
Оказывается, я лежу на кровати, полностью обнаженный, а рядом с моим ложем стоит хоббит средних лет, его руки простерты надо мной, и я понимаю, что источник живительной силы – это его руки. Его взгляд встречается с моим, и он опускает руки. Его лоб покрыт мелкими капельками пота. Водопад силы прекращается, но главное уже сделано, теперь моя жизнь вне опасности.
Я открываю рот, чтобы поблагодарить спасителя, но из моих уст вырывается только нечленораздельное мычание. Я прочищаю горло и говорю:
– Благодарю тебя, почтенный хоббит. Хэмфаст, сын Долгаста из клана Брендибэк к твоим услугам.
Хоббит огорченно качает головой.
– Галлюцинации, – говорит он. – Не бойся, это скоро пройдет, завтра ты будешь здоров.
Он накрывает меня шкурой какого-то большого зверя и уходит. А меня начинает бить лихорадка, и я снова теряю сознание.
На следующее утро я проснулся абсолютно здоровым. Моя одежда оказалась аккуратно сложенной на табурете, стоящем в ногах кровати, на которой я провел вчерашний день (а один ли день?). Это совсем не та одежда, в которой я пробирался в Запретный Квадрат, но это неудивительно, ведь я снова оказался в теле хоббита, а при смене тела одежда меняется автоматически. Я натянул штаны из мягкого джута, льняную рубаху с вышитым на груди абстрактным рисунком, опоясался широким кожаным ремнем, на который повесил кинжал в ножнах, и впервые за последние дни почувствовал себя полноценным хоббитом. Когда валяешься голый в постели, страдая то от нестерпимого жара, то от убийственного холода, а потом болезнь отступает, первые минуты осознания того, что ты снова здоров, это, пожалуй, одно из самых приятных ощущений, что бывают в жизни.
