– Домна Игоревна, да что же это
такое творится? Тело матушки нашей, графини Анастасии Петровны, ещё
не остыло, а вы уже вещи из дома пытаетесь вытащить.
– Молчи, Варвара, если не ведаешь,
что будет, когда приказчики-душегубы узнают, что эта дурёха
преставилась, – раздался скрип открываемой двери.
– Матушка, у Настьки-то сколько
бальных платьев и все новенькие. Я забираю их себе, – послышался
молодой тоненький голос, полный восторга. – Ох, и баловал её
батюшка, когда жив-то был. Вот бы украшения найти, мне всегда
нравилась диадема да брошка с чёрными камушками. Только вот куда
она шкатулочку-то дела? Варвара, не знаешь?
– Ирина, доченька, так малы они тебе
будут в талии, мы лучше эти платья продадим, да новое тебе купим, –
последовал ответ.
– Да? Ну уж нет! И эти разошьёте для
меня, матушка. Продадут они! Значит, вы продадите десять, а
купите мне одно? – у девушки начиналась истерика. – И туфельки с
сапожками я себе возьму!
– Ладно, ладно, только не плачь.
Забирай все, – сдала позиции Домна.
– Охо-хо, не по-людски всё это,
барыня. Придите хотя бы вечером или завтра, – вновь вклинился в
разговор пожилой женский голос.
– Не по-людски было моего сыночка
Трофимушку в гроб раньше времени вгонять. Ишь, она какая, богатейка
нашлась. Всё, что с неё можно было взять, это титул…
– Да как вам не стыдно, барыня! –
повысила голос Варвара. – Ваш сын сам виноват, царствие ему
небесное. Он же всё состояние жены промотал в азартных домах. А
какие охоты устраивал да балы, пока графиня гобелены вышивала. Вы
не видели, сколько моя девочка слёз пролила, уговаривая непутёвого
муженька одуматься.
– Цыц, Варвара! Нянька, а
разговорилась! Смотри, язык-то быстро укорочу! Скажи спасибо, что
твою болезненную хозяйку вообще замуж взяли. В чём только её душа
держалась? Бледная, неразговорчивая. Не волчица, а моль
бессловесная… Фу! Не пара она была моему сыночку, – послышался
наигранный всхлип. – Уговаривала же Трофима взять в жёны соседку
Аграфену Груздеву. У её батюшки и мельницы работают ладно и поля
колосятся.
– Знамо, почему не состоялась
свадьба, – хмыкнул молодой басовитый голос. – Отец-то Аграфены
давно навёл справки о вашем сыночке, что он – игрок и мот, да и до
девиц чужих охоч. За это его и вызвали на дуэль, в которой он
голову буйную сложил.
– Да вы что, сговорились, что ли? –
по голосу Домны было понятно, что она на грани нервного срыва. –
Батогов захотели? Давно вас не били да голодом не морили. Ох,
Варвара, не посмотрю на твой преклонный возраст! Данила,
вольная-то, что для тебя хозяйка написала, знаешь, где?
– Где? – в голосе молодого человека
уже не было уличающих ноток.
– Так она у меня, и я её порву, как
пить дать, порву! И пойдёшь ты с молотка вместе с остальными. Что
встал? А ну, открой вот тот сундук, давно хотела посмотреть что
там!
– Барыня, да там же просто одеяла, –
возмутилась Варвара.
– Сама хочу посмотреть. Вдруг Настя
от мужа деньги припрятала, – послышался звук металла, крышку
открыли. – И правда, одеяла. Какие красивые.
– Матушка, и их я себе беру.
Белоснежные, мягкие, да на лебяжьем пуху.
– Иринушка, но нам деньги нужны.
Жить на что-то будем? Сама знаешь, что скоро имение с молотка
уйдёт, – мать пыталась вразумить дочь.
– Ой, матушка, не причитайте. Вон
сколько ваз да всякой утвари дома. Пока никто, кроме нас, и не
знает, что Настька преставилась, так что запрягайте телегу и быстро
грузите на неё всё, что вам покажется ценным. И не забудьте со
стены снять тот замечательный восточный ковер ручной работы, что в
кабинете Настиного папеньки весит.
– Ох, барыни, как же можно? –
Варвара заплакала.
Какой ужасный сон мне снится. Голова
разрывается от боли. Глаза, губы не слушаются, и пить, ужас, как
хочется.
