Тёмный, тесный и пыльный коридор
вился, не имея ни конца, ни начала, звук шагов звучал то звонче, то
глуше, с каждой минутой всё сильнее ударяя по натянутым, словно
струна, нервам. Шершавые серые, по крайней мере, так казалось в
мглистом полумраке, стены угрожающе сужались, потолок нависал всё
ниже, неприятно царапая макушку. Казалось, сами камни едва слышно
равнодушно шуршали, парализуя волю: «Не уйдёш-ш-шь, сгинеш-ш-ш-шь,
заблудиш-ш-шся». Коридор резко вильнул налево, затем направо, под
ногами жадно раззявила пасть коварная трещина, оглушительный крик
прорезал извечную тишину каменного лабиринта и…
Герцогиня Абигайл Уитвор с диким
криком села на кровати, обливаясь холодным потом и судорожно комкая
липнущую к телу льняную ночную сорочку, призванную длинной,
целомудрием кроя и прочностью ткани, точно броня рыцаря, защищать
честь своей госпожи от грубого посягательства мужчин. Впрочем,
учитывая, что три дня назад Абигайл официально получила статус
лайны, то есть вдовы, честь её находилась в полной
неприкосновенности. Да и раньше-то, откровенно говоря, не сильно
страдала, почтенный герцог Уитвор, убелённый сединами, отягощённый
не только годами, но и многочисленными заболеваниями, исцелить
которые не брались уже даже самые искусные целители, искал в
супруге не утоления плотских страстей, а внимательную (и
бесплатную, что особенно радует) сиделку, опытную целительницу,
рачительную хозяйку и приятную глазу компаньонку. При этом
обязательными условиями были наличие у будущей герцогини Уитвор
симпатичного личика и не оскверняющей мужской взор фигуры,
подобающего благовоспитанной особе образования, дар целителя и
приданое не менее десяти тысяч золотом. Последний пункт вызывал
больше всего мучений у дядюшки Абигайл, который после смерти
родителей девушки получил её в довесок к пусть и не очень обширным,
но вполне плодородным землям, крепкому, надёжно зачарованному от
обветшания и прочих бедствий замку и алмазным шахтам на севере. К
искреннему облегчению дядюшки, его брат скончался, не успев
оставить завещания (слуги, которые болтали, что на самом деле
завещание было, в скором времени сгинули от эпидемии чёрной
лихорадки), а безутешная супруга не вынесла потери и отравилась.
Одно время ходили слухи, что на самом деле женщина отравилась, дабы
избавиться от гнусного насилия со стороны обретшего власть
родственника, но мы же не будем повторять гнусные сплетни, верно?
Тем более, что ставшую сиротой племянницу дядюшка не отправил ни в
глухой монастырь, ни в компаньонки к какой-нибудь вздорной старухе,
а весьма успешно выдал замуж, а то, что при этом в обмен на
приданое получил титул, полезные знакомства и ещё кое-какие
привилегии, так это же ничего не значит.
Герцог Уитвор, прекрасно помня о
том, что не скреплённый общим ложем брак может считаться
недействительным, а это неизбежно повлечёт к потере приданого,
первый месяц, кряхтя, охая и отчаянно потея, старательно исполнял
супружеский долг, после чего три месяца отлёживался, не в силах
даже голову от подушки оторвать. Абигайл терпеливо ухаживала за
своим супругом, снося его бесконечные придирки, обострившуюся на
фоне болезни подозрительность и даже вспышки ревности, абсолютно
необоснованной, поскольку никаких мужчин, кроме самого герцога, в
замке не было, а на улицу без сопровождения суровой, словно
проклятая зима, горничной герцогиня не выходила. На четвёртый месяц
супружества, благодаря неустанной заботе Абигайл, герцог
почувствовал себя настолько хорошо, что дерзнул даже возмечтать о
наследнике от молодой супруги. Взрослые сыновья герцога от трёх его
прошлых браков таким отцовским чаяниям не обрадовались, старший,
коему право первородства обеспечивало определённые привилегии, даже
посмел цинично расхохотаться своему родителю в лицо и глумливо
заявить, что герцогу должно ждать от молодой жены не детей, но
внуков. Отец, само собой, вспылил, пригрозил лишить непочтительного
сына наследства, но даже договорить не успел, из его рта и носа
хлынула кровь. Не прошло и трёх часов, как герцог Уитвор скончался,
оставив свою молодую супругу вдовой.
