Дождь то едва сыпал, то припускал
сильнее, низкие лохматые тучи никак не желали уходить, словно
задались целью смыть, растворить в холодных каплях одинокого юношу,
устало прислонившегося к узловатому стволу раскидистого бука.
Сердито нахохлившаяся в ветвях пичуга уже привыкла к этому
странному, с точки зрения благоразумной, не любящей сырости птицы,
человеку, уже перестала его бояться, напряжённо косить в его
сторону круглым чёрным глазом. Да и чего, спрашивается, боятся,
если юноша уже почти час стоит под деревом практически неподвижно,
лишь время от времени переступая с ноги на ногу да оглядываясь по
сторонам? Пичуга сердито встрепенулась, сбрасывая с пёрышек
неприятно холодящие капли. Словно почувствовав её движение, юноша
под деревом вскинул голову, замер, напряжённо всматриваясь в серую
от дождя даль, даже сделал пару порывистых шагов вперёд, но потом
понурился, опустил голову, не замечая, как холодные ручейки стекают
за воротник модной куртки из драконьей кожи. Роскошный букет,
словно впитавший в себя все яркие краски лета, до этого бережно,
как младенец, прижимаемый к груди, склонился до земли, бархатистый
лепесток сорвался с пунцовой розы и упал прямо в грязь. Юноша
глубоко вздохнул, вынул из кармана массивные золотые часы, откинул
крышку. Нет, он не ошибся, прошёл уже час. Целый час от
назначенного времени встречи, а Вероника так и не пришла! Почему,
может, что-то случилось?! А вдруг она поскользнулась на этой
проклятой грязи, упала, ушиблась, а то и, оборони свет, сломала
ногу?! Юноша выпрямился, сверкнул серыми со стальным отливом
глазами, поудобнее перехватил букет и стремительным шагом двинулся
прочь от дерева по едва заметной, разбухшей от дождя тропке.
"И чего мок, спрашивается?" - пичуга
сердито взъерошила пёрышки, переступила с лапки на лапку, а потом
сорвалась с ветки и полетела к давно примеченному кусту лесной
малины, обедать.
Юноша, за которым наблюдала птичка,
уверенной и твёрдой поступью по размокшей и скользкой от дождя
тропинке добрался до неприметной деревушки, смущённо жмущейся к
подножию крутого холма, на самой вершине которого надменно
возвышался, пронзая низкие облака блестящим шпилем, бледно-серый
замок. У жалкого плетня, который жители деревни гордо именовали
оградой (название абсолютно необоснованное, поскольку через изрядно
подгнившие жерди даже коза могла перепрыгнуть), юноша остановился,
внимательно осмотрелся по сторонам, а затем, не утруждая себя пятью
шагами в сторону до калитки, легко перемахнул через ограду. В
деревушке было сумрачно и пустынно, лишь призывно светились окна
харчевни да у колодца бдительно мокли две заядлые деревенские
сплетницы, острого языка которых опасались даже обитатели замка.
Толстую и рябую тётку звали Агнесса, а её тощую с длинным кривым
носом подругу именовали Юджинией. Обе женщины при виде юноши
встрепенулись, окинули его пристальными изучающими взглядами,
нацепили на лица приторные до тошноты улыбочки и поклонились с
самым раболепным видом. Агнесса на правах старшей и даже вхожей в
замок (она помои с кухни выносила) сладеньким голосочком
проворковала:
- День добрый, господин Тобиас.
Гуляете?
Юноша досадливо поморщился, неловким
мальчишеским жестом попытался спрятать букет за спину, тут же понял
всю бессмысленность манёвра, смутился ещё больше и дерзко вскинул
голову:
- Да, решил размяться.
- Часом не до Вероники ли путь
держите? – медовым голосочком продолжала допрос Агнесса, локтем
толкая в бок подругу.
- Сла-а-авная девушка, - с
готовностью подхватила Юджиния и даже языком прищёлкнула, -
приветливая, никому в помощи не отказывает.
- Особливо мужчинам, - хихикнула
Агнесса.
- Тем, у которых кошель тяжёлый, -
ввернула Юджиния, и женщины с готовностью захихикали, обмениваясь
выразительным подмигиванием.
