Книга 1
Пролог
У герцога Жильберта Анри Рене де Бриссака де Фуа д’Эстре пропала
супруга.
Пропала - это полбеды, поскольку его
светлость отнюдь не пылал нежными чувствами к златокудрой Анне де
Бирс де Фуа д’Эстре, красотой затмевавшей многих прелестниц его
провинции, и уж как-нибудь нашёл бы силы отнестись к данной потере
если не стоически, то философски. Помри, к примеру, его половина
собственной смертью или попади в грубые лапы разбойников – суровый
муж недолго оставался бы безутешен. Даже претерпи она жестокое
насилие и потерю чести, или сдохни от чумы, или, упаси Боже, угоди
в подвалы инквизиции, его светлость и бровью не повели бы. Господь
соединил, Господь разъединил, на всё высшая воля.
Только не подумайте дурного о его
светлости. Дело в том, что вышеозначенный Жильберт д’Эстре был, по
определённым причинам, к супруге своей холоден, а если откровенно –
то одно упоминание об очередных её выходках и непристойностях
заставляло его бледнеть от тихой ненависти. И тогда, пугая
окружающих, наливался багрянцем шрам над верхней губой, темнели до
черноты глаза цвета спелой вишни, жгучие, слегка навыкате, и
дёргалась левая щека, полупарализованная давним магическим ударом,
что когда-то оставил на челе светлейшего ту самую метку, из-за коей
тот и получил прозвище Троегубого.
Впрочем, не будем предаваться греху
словоблудия, подобно бесцеремонной черни, что и святых не замедлит
вынести на поругание. Сказано в Писании: «Не суди, да не судим
будешь»; и ещё «Каким судом судите, таким и вы будете судимы, какой
мерою мерите – такой и вам отмерят». А желающему порочить честное
имя герцога и высматривать сучки в чужом глазу, напомним: брёвен и
в собственном оке может набраться достаточно, чтобы разложить
костерок под железным стулом для особо болтливых. Ибо мудро сказано
латинянами: «Язык глупого – гибель для него».
Итак, ежели б коварная супруга всего
лишь сбежала с очередным любовником – его светлость с чувством
перекрестился бы, возблагодарив Всевышнего, и отправил понтифику,
недавно воссевшему в Ватикане после папессы Иоанны, прошение о
разводе, подкреплённое фактами прелюбодеяний благоверной. И уж
будьте уверены, фактов, как и свидетелей, оказалось бы немало. Иное
дело, что герцог очень уж болезненно воспринимал любое пятнышко на
белоснежных крыльях своей репутации. Он и без того выкидывал на
ветер значительную долю личного дохода для сокрытия амурных дел
любвеобильной Анны. Ах, если бы она нашлась, к примеру, с
перерезанным горлом в собственной… демоны с ней, да хоть и в чужой
постели! Представилась бы возможность по-тихому обыграть вполне
благопристойную кончину. Так ведь нет, подобной услуги от неё не
дождёшься: скверно блудница жила – скверно и пропала.
Очень скверно. Ибо вскоре после её
исчезновения секретарь герцога мэтр Фуке обнаружил, что тайник для
бумаг в кабинете его светлости вскрыт, несмотря на хитромудрые
замки и охранные заклинания. А главное – из него похищены документы
особой государственной важности. Попадание хотя бы одного из них –
а таковых набиралось тринадцать – в руки недругов, либо
представителей государств, находящихся в состоянии эфемерного
перемирия с Галлией, означало немедленную очередную войну, на
которую не было ни денег, ни ресурсов. За блестящими позолоченными
фасадами дворцов сиятельных вельмож, чьи кошельки Жильберт д’Эстре
беззастенчиво опустошал, дабы не одной его казне нести расходы по
защите рубежей, скрывалось порой такое, что поневоле стороннему
наблюдателю могла прийти на ум меткая поговорка: «На брюхе-то шёлк,
а в брюхе-то – щёлк»!
О-о, нет, опять-таки не будем
повторять за злыми языками… Блажен муж, не идущий на совет
нечестивых, и да вверит он бестрепетно судьбу свою в руце мудрых и
безгрешных правителей, заботящихся о нас, малых мира сего!