Пролог
– И что, прям-таки любого увидишь, кого захочешь?
– Да кто ж его знает? Брат Тук говорит – любого. Только надо
настроиться на того, кого ищешь, связь с ним установить… эту…
ментальную, во. Я пробовал, но пока не очень-то выходит. Брат Тук
мне даже шар приносил, хрустальный такой, как у гадалок на ярмарке,
с ним, говорит, начинающим самое то работать… И всё, вроде бы,
понятно растолковал, а я сижу, как дурак, и ничегошеньки в нём не
вижу. Видать, не умею пока настроиться.
Отроки вздохнули и задумались. Каждому было о чём помыслить.
– У меня ведь Дар-то открылся без году неделя, – виновато
добавил Назар. – Случайно совсем. А видение – оно,
говорят, на первых порах трудно даётся…
Лунный свет, льющийся через оконце, да скромная свеча в простом
медном подсвечнике озаряли идиллическую картину их с Пьером беседы.
Сторонний наблюдатель не поверил бы, что видит келью известной всем
страшной Инквизиции, да ещё в том крыле, где, по слухам,
размещались пыточные. Ни тебе истошных воплей, ни зубовных
скрежетов, пусть и приглушённых стенами полуторавековой кладки, ни
тресков костей, ни лязга железа… Тишина. Самое время для покойного
сна, вдумчивой молитвы или неспешного разговора, когда доверяешь
новому знакомцу самое сокровенное, потому что всеми печёнками вдруг
чувствуешь: свой. Поймёт.
Пьеру, бывшему лакею из дома графини де Камю, очень нужен был
такой собеседник. Друг. Пусть младше его самого, но уже кое-что
перенявший у святых братьев. Сам-то он давно и безуспешно пытался
научиться слышать и звать, к чему, как утверждали
здесь, у него врождённые способности; да только пока не получалось.
И до чего обидно, что даже у этого малого из соседней кельи уже
проявилось видение, а Пьер всё тупит. Должно быть, совсем
бесталанный. Неумёха. Ошиблись в нём и брат Дитрих, и брат Тук
…
Первый за всю неделю заглянул единый раз, поговорил, похмурился,
благословил и… исчез.
Второй, объявившись, наконец, не соизволил даже побеседовать.
Привёз нового ученика – чем, надо сказать, удивил здесь всех
безмерно! – поселил по соседству, заглянул к Пьеру, да попросил,
чтобы приглядывал за Назаром и показал ему тут всё, пока сам Тук
отлучится дней на несколько. Благословил и тоже исчез. Одно хорошо
– после их осенений святыми жестами в голове у Пьера здорово
прояснялось. И не так слепило, как в прошлые разы. Видимо,
привык.
Пришлось от нечего делать возиться с новичком. Хоть тот, похоже,
и сам был не промах, и с местными сошёлся не в пример Пьеру –
шустро, быстро. Но с ним стало веселее. А главное – узнав о
способностях соседа, бывший лакей, позабытый-позаброшенный всеми,
воспрянул духом. Заветная цель приблизилась ещё на шажок. Давно уже
припасались сухари на дорогу, уложены в котомку склянка со святой
водой и старенькое распятье со стены – надо думать, изрядно
намоленное за десятки лет здешними жильцами-монахами, а потому и
силы большой, первое оружие против нечисти. Оставалось дать дёру.
Вот только куда? Где искать Мари? А с новым другом появился шанс –
увидеть, где она. Хоть подсказку получить…
Со времён памятного разговора в трапезной ничего нового о своей
невесте он так и не услышал. Молился, звал мысленно, как учили, из
кожи лез вон, но всё без толку. Одно хоть немного, но успокаивало:
за это время больше ни одной утопленницы из Сены не выловили.
Впрочем, помимо большой и мутной реки, в Лютеции хватало мест, куда
можно запрятать тело девушки. Но Пьер истово верил: Мари жива.
Недаром однажды во сне он расслышал жалобный голосок: «Пьер,
миленький, спаси! Загубит он меня!» И до того въяве, будто милая
совсем рядом, за соседней стеной стонала да плакала. Но видение
больше не повторялось. Парень готов был отчаяться, когда вдруг
объявился этот Назар.
