Предполагается, что увидеть во сне Богиню Смерти – мягко говоря,
к неприятностям. Дескать, не очень хорошая примета. И вообще, раз
уж стряслась этакая напасть – готовь на всякий случай завещание. Но
ведь у нас, обережниц, всё не как у людей, всё через зад… э-э…
наоборот. Во всяком случае, я на это надеюсь.
Потому что этой ночью, едва смежив веки, я очутилась в склепе. И
не одна. А точно попадая под эту самую, не слишком хорошую
примету.
Само по себе место действия не особенно пугало. О фамильной
усыпальнице моей новой некромантовской родни ещё свежи, как ни дико
звучит, самые тёплые воспоминания. Впервые меня привели сюда
печальные обстоятельства… ведь смерть, пусть и временную, сложно
назвать чем-то приятным. Но именно здесь я нашла поддержку,
дружеское плечо и добрый совет от самого первого Торреса,
основателя рода . А спустя сутки тут же, но уже в другом мире,
среди живых, я воскресла, и не одна, а вытянув с собой с того света
Элли, нынешнюю лучшую подругу и по совместительству – невестку.
Да. Именно здесь мы с ней и очнулись окончательно от смертного
сна.
Но теперь на моём саркофаге… Жутко звучит – «на моём саркофаге»,
да? Готичненько так… В общем, на сброшенной когда-то, а теперь
водружённой на место мраморной крышке восседала Морана. Она, она,
сама здешняя Богиня Смерти! Изящно ниспадали складки греческого
хитона, змеились и прятались в них белоснежные кудри, выбивающиеся
из-под диадемы, небрежно раскачивалась ножка, на которой чудом
держалась посеребренная сандалия… Богиня с удовольствием грызла
огромное яблоко. Последний факт окончательно убеждал в сновидческой
природе увиденного. Ибо немыслимо, невообразимо, чтобы та Морана, с
которой мне довелось недавно познакомиться, та Ледяная дева, одно
явление которой заставляло позвоночник смерзаться сосулькой, могла
бы так прозаически впиваться крепкими зубами в сочную мякоть плода,
изумительно белую по контрасту с карминно-полосатой шкуркой. С
таким удовольствием и смаком, что брызги сока летели, куда ни
попадя. И уж, разумеется, не могла она по-простецки утереть губы
тыльной стороной ладони, а затем небрежно осушить ту о хитон. Наяву
такого просто не могло быть.
Значит, сон.
Хоть и неясно пока, обычный или вещий.
– Что смотришь? Не ожидала? – не слишком любезно заговорила
небожительница.
Или по отношению к богине Мира Иного правильнее как-то ещё
выразиться? Владычица подземного царства, типа? Вопрос в том,
подземного ли… Дон Теймур, многомудрый мой свёкор, объяснял как-то,
что слои реальностей располагаются не рядом, не над и
под, а сливаются, подобно фигуркам детской игрушки,
вложенной одна в другую. Значит, и Мир Иной, собственно – не
подземный и не небесный, а где-то рядом с нами, прямо здесь и
сейчас, просто в другом слое иных молекул.
А вот богиня, которая здесь и сейчас, какая-то неправильная. Не
пойму пока, в чём странность, надо бы приглядеться.
– Что-то ты иначе вела себя в нашу последнюю встречу, –
продолжает тем временем Морана. – Более почтительно. И страхом от
тебя фонило… А сейчас даже не поклонишься. А-а, вот оно что!
Она кривит губы. Помедлив, запуливает огрызок куда-то в сторону.
Машинально проводив глазами его полёт в невесть откуда взявшиеся
клубы тумана, отмечаю ещё одну странность: стен родовой усыпальницы
Торресов не видно, настолько всё вокруг плотно затянуто клубящимся
серо-молочным маревом, знакомым до оскомины по прошлым
сно-хождениям. В нём теряется и светящийся купол, и соседние
гробницы, коих тут, на моей памяти, немало; а внушительная статуя
основателя рода, что в центре склепа, та вовсе не видна. Свободен
для обозрения лишь небольшой пятачок, лакуна в тумане, где едва
хватает места саркофагу с примостившейся на крышке статной
женщиной, и мне.
