Хрустальный дом

В день отъезда Елена Дмитриевна открыла глаза и увидела рисунок – соединенный по точкам карандашный парусник, страничку из развивающей детской книжки. Странно, но она не заметила его раньше. Больше рисунков в доме не было. Только вырезанные из календаря и наклеенные на холодильник амурский тигр и апельсиновая лисица.

Сон отлетел, и память Елены Дмитриевны вытолкнула на поверхность другой парусник, снятый на полароид. Пузырьком воздуха из воды выпрыгнула прошлая жизнь.

Америка. Они с первым мужем жили в университетском городке у океана: учебные корпуса красного кирпича, книжные, в которых с легкостью проводишь полдня, изумрудные газоны, вездесущий аромат кофе.

Муж постоянно учился: магистерская политолога за год. Она, взяв открепление, дописывала в Америке свой диплом «Изучение фонетики малых народов северного славянского ареала: проблематика и подходы».

У них часто ужинали сокурсники мужа и еще какие-то университетские люди – американцы, англичане, подтянутый индус Пешавари с благородной сединой, индонезийка Сандра с красивыми узкими глазами. Муж радовался и много с ними общался: он надеялся получить в университете место и ему нужны были контакты. Гости приносили вино и хвалили обильную домашнюю еду, которую готовила Елена, говорили, что помнили такую по детству.

Мысли Елены Дмитриевны прервал петух. Клочья утреннего тумана на дворе превратились в тонкую взвесь. Петух слонялся вдоль забора и орал.

На завалинке, подставив лицо солнцу, сидела баба Нюра. Слезящиеся глаза окружали сухие морщины.

Если в деревне не было гостиницы – а ее почти никогда не было, – администрация отправляла приезжих филологов к частникам. Елена Дмитриевна всегда просила подселить ее к информанту. Так она оказалась у бабы Нюры.

Бабе Нюре восемьдесят семь. Как многие деревенские старухи, она рубила дрова, полола и копала. Ее дочка Ольга жила в Вологде, но, как говорили про нее в Теряеве, «мотылялась» – срывалась непонятно куда то за работой, то за ухажерами – и у матери не была уже семь лет. Иногда, правда, присылала деньги. Все это Нюра рассказала в один из вечеров, после стопки самогона.

Через улицу от завалинки сверкал остатками позолоты купол домовой церкви усадьбы Копыловых. Венчал его темный крест.

– На кресте день ото дня разные сидят, – сказала баба Нюра с интонацией, которая превращала речь местных в хоровод вокруг буквы «о».

– Кто разные? – Елена Дмитриевна пожалела, что диктофон остался в сумке.