Карандаш размеренно стучал по столу,
а мне казалось, что это забивают гвозди в крышку гроба моей мечты.
Откажут, вот звёзды не пытай, откажут и плевать они хотели на мои
успехи в области изучения медицины. Я сжала кулачки так, что ногти
впились в ладошки, но на боль внимания не обратила, изо всех сил
пытаясь сохранять спокойствие. Настоящий врач должен быть сдержан и
хладнокровен, дабы в горячке чувств не наломать дров и не
подвергнуть жизнь пациента риску. Это требование, кстати, является
одним из доводов против того, чтобы женщины осваивали медицину.
Мол, дамы слишком эмоциональные и неуравновешенные, собственные
переживания для них гораздо более значимые, чем дела служебные, а
потому доверять им здоровье страждущих чрезвычайно рискованно.
Многие возразят: «Абсурд, не может такого быть в век открытых
космических путей!» Угу, я бы и сама так сказала, если бы мне не
посчастливилось родиться и вырасти на прекрасной (как утверждают
многочисленные путеводители) планете Ауридии, где новейшие
достижения прогресса самым причудливым образом переплелись с
пережитками прошлого, невесть с чего признанными романтичными и
подлежащими самому бережному сохранению. То, что незамужняя девушка
практически во всём зависит от своих родителей, отца, если быть
точнее, а замужняя становится едва ли не полной собственностью
супруга – один из таких анахронизмов. Не знаю, возможно, если бы у
меня была аристократическая семья с родословной, длиннее, чем путь
от Ауридии до Эрдеи, я бы к подобным выкрутасам относилась
спокойнее, но моё происхождение вполне себе обычное: отец всю жизнь
посвятил медицине, мама преподавательница в институте космических
путей сообщения, а я сама даже в страшном сне никогда не
представляла себя ни принцессой, ни какой-либо иной титулованной
особой. Так почему я обязана соблюдать эти дурацкие ограничения,
которые покрылись мхом маразма лет ещё восемьсот так назад?!
Карандаш застыл, не достав до
поверхности стола, поверх узких стильных очков на меня взглянули
строгие серые глаза, холодные, словно бескрайний космос.
- Как ваш супруг относится к вашему
выбору, сударыня?
Я глубоко вздохнула, расправила
плечи и гордо вздёрнула подбородок. Как мама говорит: «Если и идти
на дно, то на всех парусах, чтобы даже стоящие на берегу крысы
аплодировать начали».
- У меня нет мужа.
Кустистые брови, которых уже
коснулась серебристой краской пора увядания, удивлённо взмыли
вверх, длинные узловатые пальцы отложили карандаш. Ну вот, сейчас
начнётся. Я прикусила губу, готовясь к неизбежной отповеди.
Профессор встал, одёрнул сшитый на заказ светло-серый, под цвет
глаз костюм, обстоятельно расправил чуть выглядывающие из рукавов
пиджака манжеты белоснежной рубашки и, по многолетней
преподавательской привычке заложив руки за спину, прошёл к окну.
Постоял, созерцая знакомый до последней ветки пейзаж медицинского
университета, учиться в котором считалось наивысшей честью, затем
плавно развернулся, вздохнул, снял очки и протёр их вытащенной из
кармана замшевой салфеткой. Я опять стиснула кулачки, кусая губы,
чтобы удержаться от щиплющих нос слёз, которые, как известно, горю
не помогают, только слабость подчёркивают.
- Сударыня, - профессор водрузил на
переносицу очки, кашлянул, передвинул очки на лоб, - я знаю, что вы
одна из лучших выпускниц нашего университета.
Без лишней скромности могу заметить,
что я лучшая выпускница, поскольку девушек на курсе было всего
четыре, одна выскочила замуж и бросила учёбу, вторую со скандалом
забрали домой родители (оказалось, она просто сбежала из дома,
никому не сообщив о том, что хочет учиться на врача), а третья
после второй ступени, дающей право работать медсестрой, ушла в
больницу. И только я упорно продолжала учёбу, игнорируя ехидные
смешки одногруппников, полные желчи утверждения преподавателей, что
женщина никогда не сможет осилить такую тонкую и сложную науку как
медицина, горестно-сочувственные замечания знакомых, сетующих на
глупышку, иссушающую себе мозг наукой и тем самым лишающую себя
выгодной партии в браке. Кто обзарится на сушёную воблу в очках,
все вечера коротающую за книгой? Только точно такой же заучка,
совершенно неприспособленный к жизни, да и то вряд ли.
