И день прошёл, и день грядёт
Ветшает человек, проходит человек, но небо и земля – извечно те же.
М. Волошин
«Идиоты! Да они ведь для нас только идиоты, а не для себя и Бога. Дух их своим путём растёт. Может статься, что мы, мудрые, окажемся хуже идиотов».
Святитель Феофан Затворник Вышенский
Будто предчувствуя близкий и предсказуемый конец своей короткой жизни, с первого своего дня февраль 2021 года дерзко и отчаянно стартовал крепкими морозами и сумбурными снегопадами, словно вспомнив своё старое славянское имя – лютень. Обречённо скалясь, он упрямо разгонялся, наливаясь холодной силой. Уже на середине дистанции, в Сретенье, когда приход весны был уже совсем близок, он ещё не желал сдаваться и продолжал отчаянно и яростно отстаивать свой колючий и капризный норов.
Официальная встреча зимы с весной в этот раз явно была не в пользу весны. Но, кажется, старик февраль всё же немного подустал, и хотя по-прежнему основательно лютовал, а три дня назад даже обрушил на столицу кошмарный снегопад, он позволил себе передышку: в Москве весь этот день стояла ясная безветренная погода с чистым небом и сонным озябшим солнцем.
Такие прекрасные зимние дни отрада для глаз и сердец людей, уставших от скверных проказ нашей долгой зимы, радостное предвкушение близости весны, тепла и душевного оттаивания.
***
Вокзалы находятся в так называемой зоне отчуждения, это вытекает из правил землепользования и правовых установок. О слове отчуждение словарь говорит: «Отчуждение – состояние, при котором человеку кажется, что он сам, его интересы, потребности, ценности или установки не похожи на интересы, потребности, установки и ценности окружающих». Не происходит ли с людьми на вокзалах нечто подобное? Они отчуждённо молчат, напряжены, суетливы, толпясь у своих вагонов; слышен разноязычный шум, каждый погружён в свои мысли: они о расставании с любимыми, будущих встречах в новых местах, сугубо деловые, горестные и радостные. И лишь когда сталкер-машинист выводит поезд из зоны отчуждения, пассажиры оживают – знакомятся, говорят, откровенничают, рассказывают свои жизненные истории, даже находят свою любовь.
«Невский экспресс» отходил в Санкт-Петербург в середине дня. Под перронным навесом порывами озорничал кусачий и пронизывающий сквозняк. От бетона несло промозглой сыростью и казалось, что на перроне холоднее, чем на открытых пространствах столицы. День был будний, рабочий – понедельник. Ажиотажной давки, которая обычно случается на вокзале по пятницам, сейчас называемой новомодным уикендом, не было. Вдоль перрона растянулась цепь озябших людей, улыбчивые проводницы проверяли документы споро, очереди рассасывалась быстро. У вагона в хвосте состава стояли рядом двое молодых мужчин. Один с наплечной спортивной сумкой, второй – с модным кожаным рюкзаком за спиной с множеством карманов. По всему незнакомые, они не переговаривались. Мужчина с рюкзаком был худощав, высок и строен, но при широких развёрнутых плечах как-то плосок, словно под курткой вдоль плеч у него закреплена жёсткая направляющая, которая резко и строго фиксирует их ширину.
Для зимы он был одет довольно легко и, мягко говоря, скромно. Спортивная куртка, шерстяная чёрная водолазка с воротом под горло, голубые потёртые джинсы и стоптанные кроссовки на тонкой подошве составляли его совсем не зимний гардероб. На голове фасонисто сидел слегка заломленный на правую сторону берет а-ля спецназовец, но не «Военторговский» продукт, а модный, замшевый, с вшитым чёрным кожаным пояском по низу. Он очень шёл к его чистому белому лицу, придавая некую «чегеваристость». Тёмные слегка вьющиеся волосы, подстриженные с затылка под каре, со лба были уложены под берет, шли к его облику и короткая мягкая бородка и реденькие «подростковые» усики. Ему можно было бы дать не больше лет двадцати семи-восьми, но в бородке уже робко поблёскивали седые нити. Девушки и даже дамы с любопытством поглядывали на него, он отвечал им смущённой улыбкой. Стоял он спокойно, с интересом рассматривая людей живыми светлыми глазами.
