- Мила! Не уходи далеко! Скоро обедать!
Мама крикнула в окно и скрылась за цветастыми шторами. Где-то
неподалеку продавали мороженное и несколько подростков прошли с
эскимо в руках. Мила тоже хотела мороженное, но у нее недавно была
ангина и мама точно не разрешит. А Мила послушная, потому что мама
обещала ей шоколадку.
Она и не собиралась никуда уходить. Мила катала куклу на
карусели. Девочка лет пяти с черными косичками, огромными голубыми
глазами и губками бантиком. Красивая девочка, заметная, сама
похожая на куклу. Таких тогда почти не было. Их привозили из
заграницы и продавали в ЦУМе. Кукол с почти человеческими волосами,
большими глазами и трогательными, невероятно красивыми чертами
лица. Но у Милы был просто пупс с нарисованным завихрастым чубом,
который потерся, толстыми щеками и кривыми ногами. Его купил папа,
когда приехал из командировки.
Ею всегда любовались, ее угощали конфетами. Она привыкла, что
люди к ней подходят. Девочка была смелая, общительная и никого не
боялась. Хотя мама говорила с чужими не разговаривать и никуда не
ходить.
Девочку не испугала черная волга, которая подъехала и
остановилась неподалеку от подъезда в тени старого клена с
размашистыми ветками и большими изумрудными листьями. Она ее
попросту не увидела. И никто не увидел, потому что из окон тот угол
двора почти не просматривается. Там кусты акации, крапива, трава по
колено и белые прозрачные шарики одуванчиков. Из машины вышел
старик с седыми волосами с палочкой, сгорбленный. Он осмотрелся по
сторонам, просканировал местность, поправил очки и прихрамывая
направился к девочке.
Старика она уже видела несколько раз. Первый на демонстрации
первого мая, второй раз, когда стояли в очереди за молоком, а
третий раз на рынке совсем недавно. Значит он не чужой, а знакомый,
если девочка его столько раз встречала. Значит с ним разговаривать
можно.
- Ты не видела здесь маленькую собачку?
- Собачку? Не видела.
Мила мечтала о собачке или о кошечке. Но мама не хотела, и
бабушка всегда была против. Шерсть, запах. Животные – это не для их
дома.
- Да, маленькую, белую собачку. Ох, он, наверное, побежал в
кусты и мне самому его не найти.
- А как зовут вашу собачку?
- Пушок. Это мальчик. Ему всего год.
Откуда издалека раздался скулеж, и старик встрепенулся, с
надеждой посмотрел в ту сторону.
- Девочка, помоги старику. Достань собачку из кустов. Я сам не
наклонюсь, я уже старый. А я тебе конфетку дам. Ромашку.
Мила любила конфеты «ромашка», но еще больше любила собачек,
особенно маленьких.
Она пошла за стариком, не увидела, как он вдруг выпрямился,
осмотрелся по сторонам и пошел за ней уже не хромая. В черной волге
приоткрылась дверца…
- Милаааа! Мила! Иди обедать! Борщ готов!
Женщина с темными волосами выглянула в окно…Посмотрела во двор,
где медленно крутится карусель. Толстого пупса с кривыми ногами она
потом найдет в кустах. А девочку не найдет…Больше никогда.
Тоска и голод жадный, дикий,
Тягучий, как необратимость
Как зверь голодный и безликий
Мне душу гложет одержимость
У. Соболева
Вы думаете, что вы свободный человек. Вы видите мир таким, каким
привыкли его видеть. В вас вложены все знания с рождения, и вы
считаете, что это правильно. Так должно быть. Вы к этому привыкли.
А у меня никогда не было этого ощущения правильности. Я знала, что
что-то не так. Да, с нами работали психиатры и гипнологи, но меня
не покидало ощущение, что есть прошлое, где я не живу в интернате
на Острове. Где у меня совершенно другая жизнь.
Я любила взбираться на гору, подходить к самому краю обрыва и
смотреть на Остров. Я это делала столько, сколько себя помню.
Здесь, в одиночестве, я не боялась, что кто-то поймет, о чем я
думаю, услышит мои мысли, подсмотрит за моими эмоциями. Ведь ни у
кого из нас их не было. Ни у кого не возникало желания подняться
сюда, чтобы побыть одному и подумать. Не об извечных тренировках,
лекциях, сборах. Кто мы все? Дети, живущие на Острове,
изолированные от мира? Звереныши в одинаковой одежде, готовые
сожрать друг друга, чтобы стать Избранными.
