И зачем я только туда полезла! —
возникла первая мысль, как только пришла в себя, а в глазах
перестал мельтешить разноцветный калейдоскоп. — Дались мне эти
антресоли, как собаке пятая нога. Два года туда не заглядывала и
еще бы столько их не видеть.
— Что за шутки? — пискнул
кто-то.
Эээ, то есть как, кто-то? Я. Но что
с голосом? — потерла ноющую шишку на затылке. — Нда. Лететь с
табуретки, да еще с моим ростом, смертельно опасный номер.
Нащупала нехорошую рану на голове.
И… кровь. Да-да, ее. Иначе, почему пальцы такие красные и…
— Ааа! — завизжала, что есть
сил.
А попробуйте не закричать, когда
вместо родной и привычной ладони, полноватой, с натруженными
мозолями, видишь детскую ручку? Маленькую, тоненькую и
окровавленную?
Подскочив на месте, судорожно
ощупала лицо, шею, плечи — душа ушла в пятки.
Это не я! Мамочки, что случилось?
Как? Почему?
Голова взорвалась оглушительной
болью. Не понравились ей резкие движения, и то, что вокруг увидела,
тоже. Настолько, что ненадолго отключилось сознание. Ну, как
ненадолго? Для меня прошли секунды. Страшный сон закончился, и я
проснулась в своей кровати.
Или не в своей?
Бревенчатый потолок, балки,
подвешенные к ним пучки сушеных трав, паучок, примостившийся в
неприметной выемке между бревнами.
Это, что же? Кошмар продолжается? —
медленно поднесла руки к лицу. — Очевидно, да. Это не я. Не я.
Бред. Я брежу! — пришло разумное объяснение. — Последнее, что
помнила, треск подломившейся ножки от табуретки, неуклюжее падение,
и острую боль в затылке. — Не слабо приложилась, раз галлюцинации
начались.
Надо мной склонилась женщина. Может,
поблизости находилась, или только вошла, не понятно. Но ее
появление только добавило волнений.
Ну, не носят у нас таких чепцов! И
одежду! Даже в деревнях или… где, так и не вспомнила. Вообще,
мыслительный процесс туговато давался. Вот, вроде бы знала, что
намеревалась вытащить из памяти, но образы путались и мысли будто в
киселе вязли. Странно.
Незнакомка была немолода.
Испещренное морщинками лицо, загорелая обветренная кожа, резковатые
хищные черты, посеребренные пряди висков. Только болотного цвета
глаза светились добротой и знанием.
Да-да, именно знанием и ощущением
того, что этот человек не причинит вреда.
Легкая улыбка тронула сухие нити
губ. Женщина сказала что-то. Я не поняла, но интонация и сам тембр
голоса внушали доверие.
— Не понимаю, — из горла вырвался
сухой всхлип.
Тяжеловато разговаривать, когда во
рту пустыня… как ее? Название так и крутилось на языке.
Видимо, незнакомка догадалась о моих
страданиях, потому что сразу поднесла к губам глиняную чашу и
придержала голову, чтобы я напилась. Не воды, нет. Травяного
настоя, горького, тягучего. От него по телу разлилось блаженное
тепло. Не заметила даже, как сами собой закрылись глаза, и я
уснула.
Спала я много. В редкие моменты
бодрости пила бульоны и отвары. Ко мне приходили незнакомые люди.
Разные. О чем-то расспрашивали. Наверное, пытались узнать, что
произошло. Я отвечала что-то. Не помню. Со мной творились
непонятные вещи.
В снах я осознавала себя взрослой
женщиной, ходила на работу, готовила еду. Себе и пушистому серому
зверьку, которого называла Васькой. Любила смотреть ящик с
картинками. Название у него такое интересное, только позабыла его.
Еще нравилось ходить в высотное стеклянное здание и смотреть на
красивые вещи. Иногда, очень редко, забирала их домой, отдавая
взамен маленькие бумажки. Чуть ли не каждый день бывала и в другом
здании, построенном из белых ровных камней. Плохое место, но я
ходила, потому что только там выдавали те бумажки, на которые
покупала еду в лавке рядом с домом. Странно. И имя у меня было
длинное, необычное. Женщина, что ухаживала за мной, коверкала его
ужасно. А я… я тоже не сумела выговорить его правильно. Пришлось
смириться с тем, что теперь я Лаисса. Хотя в памяти отложилось иное
звучание. Более резкое, что ли.
