Однажды трое резались в преферанс в гараже. Вереница железных боксов, окрашенных в угрюмый зеленый цвет, протянулась вдоль железной дороги до самой кольцевой. Уже стемнело. От оврагов потянуло прохладой, духота чуть отпустила. В воздухе запахло прелой травой и торфяным дымком. Далеко в небе вспыхнули необычные оранжево-фиолетовые молнии. Погремел мчавшийся на восток поезд.
Хозяин гаража, прораб Эфраим, щёлкнул выключателем – на потолке загорелась тусклая лампочка. Дешевое «плодово-ягодное» вино потекло в мутные стаканы, пустая бутылка отправились в ящик в углу. Эфраим бросил озабоченный взгляд на старенький, изъеденный ржавчиной, «Москвич» – тот стоял у ворот, без колеса, поднятый на домкрат.
– Экзамены у тебя скоро, Лёшка. Не завалишь? – спросил он.
– Авось пронесёт, дядя Эфраим, – ответил Лёшка, худой белобрысый парень, который зашёл сюда на ночь глядя, пил со взрослыми наравне, сидел с затуманенным взглядом.
– Напрогуливал, небось? – Эфраим говорил строго, словно подменял юноше погибшего на производстве отца.
– Было дело.
– Не пойму я тебя, Лёшка. Парень ты башковитый, а живешь бестолково. Что с тобой? Вон – ходишь бледный, рассеянный. Влюбился, что ли? Говорят, ты за училкой ухлестываешь. Правда?
Алексей промолчал. Только нахмурился, склонил голову, носком ботинка пытался отковырять кусок рубероида, застрявший в утрамбованной земле.
Игра продолжилась. Раздавал Рыбоглаз, отставной подполковник, служивший теперь школьным военруком. Он проигрывал, потому злился. Пришёл сюда уже навеселе, а сейчас совсем расклеился. Потел в тяжелом брезентовом плаще. Дряблый двойной подбородок на мучнистом лице пропойцы трясся от досады.
Проиграв очередной кон, Рыбоглаз проблеял фальцетом:
– Лёшка, выручи, одолжи рубль.
– Всё равно ж просадите, Иван Альбертович.
– Не хочешь одолжить – купи у меня сигареты.
– Смысл? Проще самому к ларьку сбегать.
– Эти особые. – Рыбоглаз вытянул картонную пачку «Космоса». – Если пачку по швам раскрыть – на склейке коды. Буквы с цифрами.
– Знаю, – усмехнулся Лёшка. – Мы в детстве такие собирали. Верили, как дураки, что можно мотоцикл выиграть в секретной лотерее.
– А ты знаешь, что это за коды на самом деле?
– Понятия не имею.
– Гони рубль – расскажу. Не пожалеешь.
– Сейчас наврёте с три короба, – Лёшка с сомнением посмотрел на Эфраима.
– Наврёт – рубль обратно заберём, – отрезал Эфраим.
Прораб проходил в эту минуту на актера кино – густая шевелюра, орлиный нос, выразительное лицо, пламенный взгляд.
– Зять у меня, Вовка Нурин, работает в НПО «Бозон», в отделе транспортировки, – начал Рыбоглаз, сунув мятый рубль в карман плаща. – Видели небось чёрную башню у кольцевой?
– Видели, – кивнул Лёшка.
– Про работу им трепаться не положено – секретность, как на военной базе. Но как-то после получки нажрались мы вусмерть, поперлись догоняться к продмагу у церкви… И вдруг зять достаёт пачку фоток, суёт мне. Я глянул – чуть штаны не обмочил. Морды на снимках – увидишь, кондрашка хватит. У одного ухо – как опухоль, вниз хоботом свисает, у другого лицо будто из двух половинок склеено, глаза разные… И у всех затылки бритые, провода на присосках из башки торчат. Зять говорит, мол, на них опыты ставят. Выбирают по медкарточкам – слабоумных или психов. Потом облучают аппаратурой.
– Зачем? – удивился Лёшка.
– Точно не сказал. Типа мозги просвечивают, эти… как их, внутренние перегородки вскрывают… После продмага зять портвешка дёрнул и вдруг заявил: «Хочешь из совка постылого свалить?» Я сперва подумал – в загранку зовёт. Оказалось – не то. Типа у них в отделе можно человеку личность подчистить, биографию сменить. Раз – и ты уже другой человек.