Инженер его высочества (дядя Жора –
1)
Часть первая
Пролог
Обычно мемуары начинаются примерно
с рождения вспоминающего, и дальше идут двумя путями. Первый: я
родился тогда-то и там-то. Потом вскользь о родителях, о месте, где
они сподобились произвести на свет героя, и снова о нем же - первые
воспоминания, вторые, третьи... И так далее, более или менее
равномерно по времени.
Второй же путь начинается с
исторической обстановки в момент появления на свет мемуариста,
затем несколько фраз до того момента, как его жизнь стала
действительно представлять интерес, ну, а тут уже подробно и со
вкусом. Такой путь более рискован - ведь если это только автору
кажется, что он интересно описывает значимые события, а на самом
деле нет ни того, ни другого, получается макулатура. Но я готов
рискнуть. Итак...
Когда Сталин лежал в мавзолее, а
народ уже почти перестал задумываться - что же теперь будет, в
семье механизатора и учительницы деревни Григорьково Калининской
области родился сын. Когда этот сын - то есть я - начал ходить,
Сталина из мавзолея вынесли, а народ снова принялся чесать репу -
вот теперь точно что-то будет!
Когда я уходил в армию, водка
стоила два восемьдесят семь, а Леонид Ильич был мужчиной в расцвете
сил. Когда же вернулся, наш национальный напиток шел уже по три
шестьдесят две, а генсек бормотал из телевизора про сиськи-масиськи
и сосиски-сраны... Через весьма непродолжительное время они именно
такими и стали.
Когда я начинал трудовую
деятельность, статус инженера был еще достаточно высок, а когда
впереди, на расстоянии всего нескольких лет, замаячила пенсия, мое
звание заслуженного изобретателя официально находилось всего на
полступеньки выше статуса "бомж". Впрочем, это меня тогда не очень
взволновало, а потом оно стало и вовсе по фигу - вот, собственно, и
все вступление, пора переходить к основному тексту.
Глава 1
Из дневника ЕИВ Великого Князя
Георгия Александровича
23-е января 1899 г:
Сегодня грустный юбилей в моей
жизни: вот уже минуло 8 лет, как закончилась моя служба в
Российском Императорском Флоте.
Эти печальные для меня дни
останутся в памяти до конца моей жизни, который, как я ясно
понимаю, уже близок. Об этом мне говорят и красные пятна на моем
платке и глаза врачей, которые они прячут от меня. А как прекрасно
начиналось то злосчастное плавание на броненосном фрегате "Память
Азова" - встреча с Ники в Триесте, а дальше были великие пирамиды в
Египте, усыпальница Великих Моголов в Индии. А потом был тот
злосчастный декабрь, когда "Адмирал Корнилов" и "Память Азова"
стояли на якоря на Бомбейском рейде и я почувствовал, что
заболел... и окончательный диагноз - чахотка. Сейчас я понимаю, что
виной всего этого была моя беспечность, сначала проводы после бала
на "Азове" mm. N. на катере по холодному рейду в легком сюртуке, а
затем сон у открытого окна на ледяном сквозняке вагона поезда после
поездки к пирамидам в Египте. В это очень тяжелое для меня время
как "луч света в темном царстве" было то незабываемое прощание
моряков со мной, когда к трапу "Памяти Азова" для переправы на
"Адмирал Корнилов" для меня подали катер, на котором гребцами были
офицеры фрегата, а на руле сам командир милый Н.Н. Ломен. А как
самозабвенно кричали "УРА!" команды кораблей, когда мы покидали
гавань...
1-е Февраля 1899 г
Я чувствую себя совершенно
одиноким. Вокруг высокие горы, как тюремные стены, и только
единственное, что скрашивает мою жизнь здесь в Аббас-Тумане - это
моя отрада - Обсерватория. Как часто, смотря на холодные
величественные звезды, я ловлю себя на мысли, что хочу воззвать к
Господу нашему явить Милость и милосердие - помоги рабу твоему
Георгию. Ведь это так тяжко осознавать в 27 лет, что жизнь уходит
из меня как песок меж пальцев и что, возможно, я не доживу и до 28
лет.
