«Большинство женщин, дай им только
волю, отправляются
прямехонько на шабаш ведьм. Лично я
за это их уважаю,
и едва ли я мог бы всерьез полюбить
даму, которая
уж вовсе никогда не каталась на
помеле».
Карен Бликсен. «Старый
странствующий рыцарь».
1. Нулевой день
Сказать, что я проспала – значит не
сказать ничего. Я не слышала даже слабенького звоночка, но
будильник глумливо застрял на полвосьмого. Это означало, что я
безнадежно опаздываю на заседание кафедры. Завкафедрой – женщина
суровости необычайной – ни за что не простила бы столь вопиющего
нарушения корпоративной этики. Кроме того, на вечер я наметила
уборку, и эта мысль заранее вызывала зубную боль. В общем,
понедельник взялся оправдывать свое название прямо с утра.
-День тяжелый, значит? – сама себя
спросила я.
Ответом мне было молчание. Да еще
неодобрительный взгляд прабабки с портрета. Я показала портрету
язык, и кинулась на кухню в надежде хотя бы выпить кофе. Не тут-то
было: кофе закончился именно сегодня – на дне пакетика нашлось
всего несколько пылинок вожделенного суррогата, по недоразумению
именуемого «арабикой молотой». Ерунда, конечно, арабикой там и не
пахло.
-Воздержание и еще раз воздержание, -
привычку разговаривать с собой я приобрела давно, и не собиралась
от нее отказываться.
Не хватало терять лицо! Как ни
намекала подруга Машка, что беседа со своей персоной сильно тянет
на шизофрению, я считала, что каждый имеет право на маленькие
слабости.
Человек без слабостей стерилен, как
новорожденный, и лишен примет, как матерый контрразведчик. Стоит ли
держаться таких сомнительных примеров? Определенно нет.
Лишенная завтрака, я заранее не
любила весь мир. И не собиралась прихорашиваться для встречи с ним.
Так, пара взмахов расчески (да здравствуют крысиные хвостики и
прическа «пучок», то, в чем мои волосы чувствовали себя увереннее
всего!), пара мазков помады на бледные спросонья губы. Джинсы и
свитер богемный, обыкновенный – и я могла вылетать из дому.
Мой бывший посоветовал бы не забыть
помело, но поскольку он отсутствовал, проводить меня добрым словом
было некому.
Понедельник медленно набирал обороты.
Маршрутки проносились мимо меня, одна обрызгала грязью из лужи…На
кафедральное сборище я опоздала так, что пришлось переждать его
финал в буфете. А там какой-то жалкий первокурсник увел у меня
из-под носа последний пирожок – мечту изголодавшейся женщины.
Прокравшись через полчаса на кафедру,
я застала там только лаборантку Люду, меланхолично стучащую по
клавиатуре. Люда все делала медленно и печально, и никакие новости
– ни добрые, ни плохие – темп ее жизни не ускоряли.
-Супертормоз, – констатировала Машка,
взглянув на Люду всего один раз, - это не лечится.
Возразить было нечего. Диагноз есть
диагноз.
-Она была недовольна, - монотонно
известила лаборантка, поднимая голову от праведных трудов.
Я молча развела руками. Счастье, что
не пришлось выслушивать это лично. Проходя через вторые руки,
недовольство выглядит менее свирепо. Однако «она» – наша шефиня –
явно не шутила, ибо абсолютно не умела этого делать.
Никогда в жизни я не встречала
человека с таким полным и совершенным отсутствием чувства юмора.
Выслушав анекдот, над которым помирала со смеху вся кафедра, она
хладнокровно требовала:
-Еще раз, пожалуйста.
Выслушивала дубль, кривила рот в
неопределенной гримасе, и сухо заявляла:
-Смешно.
После чего удалялась в свой кабинет,
считая, что этим ее участие в жизни коллектива исчерпано.
Однако неудовольствием начальства не
закончились неприятности, припасенные для меня на сегодня.
-А еще тут решали с темами. Твою
прикрыли, - если бы я не знала Людкиного характера, непременно
подумала бы, что она злорадствует.
