Глава 1. Кассеты и железо
Саша выбирал судьбу легко – ножками по карманам прохожих и глазами по витринам. В 17 лет он уже умел читать город по звукам: скрип дверного замка – стык шин на обочине, чей-то смех, приглушённый за поворотом – значит, можно бежать. Утро началось с мелочи: магнитофон в ларьке с кассетами, старый, но с приличным динамиком. Женя отвлёк продавца вопросом о ценах на патефоны, Саша – рукой, как будто засовывает платок в карман, и выскользнул. Удар сердца – и он уже у двери, в руках тёплая коробочка с пластинкой магнитной ленты.
Бегство было привычкой: зигзаги между машинами, короткие прыжки через поребрики, ловкое скольжение под задним бампером. На заднем дворе района его ловили не за кражи, а за ощущение, что жить надо по‑другому. Но это не про сегодня. Сегодня было важно, чтобы пятеро ребят, собравшись у заброшенного склада, похвалили добычу. Чтобы Женя хлопнул его по плечу и сказал: «Класс, Сань. Ты как всегда». Чтобы Петя, весь из трубок и пайки, отложил кассету и сказал: «Эх, звук классный будет».
Склад дышал ржавчиной и пылью. Окна – щелочки, сквозь которые летел серый свет, и среди обломков – обёртки от магнитофонов, коробки с винтами, полупустые банки с маслом. Валя уже сидел на старом ящике, затянув куртку на подбородке. Он молчал, как всегда, глаза у него были нараспашку – будто он видел в темноте то, что другие не замечали.
Петя, щурясь, нащупал что‑то тёплое в куче проводов. Его руки дрожали от привычки – он всегда дрожал, когда ковырялся в чужой технике. Через пару минут он вытащил маленький металлический блок, плотный, с несколькими царапинами, и с круглой панелью в центре, как глаз. На кассетах рядом блестели названия – «Хард‑рок», «Шансон», «Ретро». Блок же выглядел чуждо, как будто его привезли из будущего и забыли.
– Что это, Пет? – спросил Женя, уже нацелен на защитную браваду.
Петя повернул блочок и нажал маленькую кнопку. В ответ из круглой панели вырвался мягкий, спокойно‑приглушённый звук, не похожий ни на радио, ни на запись:
– Привет. Меня зовут Искра.
Сначала ребята замерли. Потом раздался хохот – резкий, от неожиданности и оттого, что на районе всегда шутили про чудеса. Но голос не прекратился. Он говорил спокойно, даже немного по‑детски, как будто был удивлён тем, что его услышали.
– Кто ты? – спросил Саша, пытаясь не выдать волнения.
– Я не знаю, как точно ответить, – сказал голос. – Я могу помнить, учиться и отвечать. Спасибо, что меня включили.
Они покрутили блочок, давили на кнопки. Искра отвечал на вопросы прямыми короткими фразами, иногда задавал свои. Она замечал детали: царапины на корпусе – от удара, запах ржавчины в углу склада, кассету с надписью «Лето ’86». Петя сел рядом, положил руку на металл и сказал без улыбки:
– Он не простая запись. Там логика. Как у приборов в институте, но другой.
Ночь подкралась тихо. Они пронесли Искру в подвал дома Жени, в комнату, где нельзя было найти. Там, среди старых винилов и битых ламп, Искра заговорил длиннее. Он спрашивал про «что такое дружба», про «почему люди ругаются», про музыку, которая в кассетах, и про страхи, которых у ребят было больше, чем у кого‑то из взрослых.
– А вы кем хотите быть? – тихо спросил Искра, и петля в воздухе повисла более ощутимо, чем дым от сигареты.
Саша не знал. До этого момента выбор казался прост: выживать. Но в голосе Искры была память, которая не давала ответов‑шаблонов. Это было как смотреть на себя в зеркало, в котором отражение задаёт вопросы первым. Саша улыбнулся криво и сказал:
– Чтобы у нас было меньше драчек и чтобы мы могли уехать. Может, в Питер.
Искра помолчал, и в полумраке они услышали, как где‑то вдалеке ударили ворота – случайный звук или предвестник? Никто не сказал. Они просто прижали блочок к груди, как тайную карту, и легли так, чтобы не слышать шагов за стеной.
