Багровые языки пламени танцевали, перепрыгивая с ветки на ветку,
на стены ветхой избы, выше и выше, озаряя тёмное небо яркими
всполохами. Сухая кора вспыхивала тысячами новых искорок, которые
разбегались в разные стороны, наперегонки добираясь до крыши. Ни
криков, ни стонов лишь треск дерева и карканье воронов кружащих в
небе.
Толпа яростно беснующаяся полчаса назад замерла, словно
изваяния. Застывшие лица людей в немом восхищении от ярости
стихии.
Раскат грома, оповестил о приходе живительного дождя. Первые
тяжёлые капли упали в сухую истоптанную землю.
Кто-то шепнул:
– Ведьма сгинула, слава Рогу!
– Да, так ей и надо! Тьму надо выжигать огнём!
Когда вокруг избы ведьмы не осталось ни одного человека, а пламя
потушенное косым дождём уже погасло из леса вышла старуха. Стоя за
кустом незамеченная, она давно наблюдала за тем, что может
натворить людская ярость.
Сухонькая рука с лёгкостью отодвинула приваленные к двери
брёвна. Она открыла дверь, чёрный дым, словно дикий зверь бросился
на старуху, но тут же послушно застелился к небу.
На плечо старухе ловко приземлился старый большой ворон.
– Ну что Э'нгыр ты готов? – произнесла старая женщина непонятно
кому.
Ворон каркнул. Молния осветила два тела лежащих в доме. Дождь не
прекращался, заливая жаждущую землю, а старуха гортанно напевая,
сыпала странными словами, обнимая голову мальчика. Она полоснула
ножом лицо, наклонилась к нему низко, с шумом втягивая воздух и
громко приказала.
– Дыши.
Мальчик закашлял, чёрный дым вытекал тонкой струйкой из губ
мальчика в губы ведьме. Он вздохнул.
– Отныне имя твоё Равн, – прохрипела ведьма. Старый ворон
отозвался громким карканьем.
*** ***
Раннее утро, но он уже не спал. Привычные трели птиц разносились
над лесом. Равн шёл вдоль ручья, тот весело играючи прыгал по
камушкам в деревню. Петухи возвещали о рассвете, из деревни
доносилось громкое мычание коров. Деревня просыпалась.
Юноша занял привычное место на склоне холма для наблюдения. Его
любимое время, когда старуха ещё спит и ему не нужно отчитываться.
Вот из правого длинного дома вышла Торберта, Равну нравилось, как
она смеётся: откидывая голову, громко, от души. А вот вышла Гуда,
большая и высокая, её боялись даже мужи севера, хотя сейчас почти
все ушли в плаванье. Равн любил представлять себе, как помогает
Торберте или сидит с Талэком, слушая его бесконечные старческие
речи. Частенько ребятня мучала старого сказителя просьбами поведать
о бывших подвигах и он, закурив трубку, садился лицом к солнцу и
затягивал очередную историю. Если ветер дул в сторону холма, до
Равна долетали фразы, а он представлял сражения и убитых
врагов.
Закудахтали куры при виде Торберты, она исправно кормила их,
отталкивая наглых птиц от себя.
Капли росы, усеявшие траву, словно жемчуг, вспыхнули мирриадами
искорок, когда них упали солнечные лучи.
Равн зажмурился, сердце трепетало в желании находиться там в
деревне с людьми. Но он знал – стоило кому-то из деревенских
увидеть его, и они либо разворачивались, либо переходили на другую
сторону. Он был для них Равн – Ворон, сын ведьмы.
В тишине послышалось шумное хлопанье крыльев. И на плечо
приземлился его друг и нянька Э'нгыр.
– Что уже проснулась?
Ворон каркнул.
– Хорошо, идём. Сегодня она проснулась раньше обычного. Наверно,
подозревает, что я к деревне хожу?
Ворон снова каркнул и наклонил голову.
– Хорошо, хорошо. Идём.
Равн вскочил, как лёгкое перышко, стройный, гибкий юноша.
Схватил лук с колчаном самодельных стрел и, перепрыгивая с камня на
камень, полетел обратно в лес. Печально оглядываясь на деревню.
Он всегда ходил обходными тропами, чтобы не встретиться с
деревенскими, но сегодня неожиданно на его пути оказалась Адела. Та
самая Адела, которая так здорово пела и танцевала на пирах, когда
викинги возвращались из плавания, нагруженные добычей и рабами.