Слышу топот лошадей и голоса, что
доносятся сквозь открытое окно с улицы, и встревоженно поднимаю
голову от вышивки.
Должно быть, муж вернулся.
Сердце пропускает удар и пускается
вскачь. В горле собирается горький комок.
Отбрасываю нитки и пяльцы в сторону
и подбегаю в мгновение к окну в попытке что-нибудь разглядеть.
Но разочарованно выдыхаю — вижу лишь
спины всадников.
Но это наверняка муж. Кто же
еще?
Верно, он вернулся из военного
похода, в котором пробыл больше трех месяцев.
Но почему тогда всадников я
насчитала всего пять?
Обычно его свита растягивается на
несколько рядов, человек пятьдесят, не меньше.
Дыхание сбивается от волнения, а по
телу проходит дрожь, во рту разливается горечь страха.
Надеюсь, я смогу его порадовать.
Ведь смогу?
В конце концов, ему же нужен
наследник!
Две последние беременности
закончились выкидышем. И при одном воспоминании об обстоятельствах,
которые этому предшествовали, меня бросает в дрожь.
“Соберись!” — приказываю себе
мысленно.
Сейчас все будет по-другому.
Моей беременности почти четыре
месяца. И пока мужа не было, ребёнок во мне окреп.
Смыкаю руки на животе, словно
стараясь защитить.
Так, как не смогла защитить двух
других.
Как я собрала себя — не знаю, по
кусочкам. По мелким осколкам, на которые рассыпалась моя душа.
Я собрала себя, но осталась
сломанной внутри.
И лишь маленькое чудо, растущее
сейчас во мне, дает силы, чтобы жить дальше.
Отгоняю нахлынувшие воспоминания,
они мне не помощники.
Пристальным и придирчивым взглядом
рассматриваю свое отражение в окне.
Строгое платье цвета марсала
застегнуто на все пуговки до самого горла.
Волосы стянуты в пучок.
Беру в руки платок и накрываю
голову. Мужу не нравятся мои волосы — рыжие, с золотыми переливами.
Такие бывают только у распутниц, так он считает. И я не спорю,
чтобы не нервировать его лишний раз.
Лишь потуже затягиваю платок, прячу
выбившийся локон.
С волосами мне проще, убрал — их не
видно. А вот глаза… Яркие, голубые… Они злят мужа как раз из-за
чересчур сильного блеска. Впрочем, мужу во мне не нравится почти
ничего.
На лице — ни грамма золотистой пудры
или чернил для ресниц.
Все, как он любит.
Точнее, приказывает.
Любит он других — много и часто.
Все его, правителя Срединных земель,
фаворитки как на подбор: вызывающие наряды, мерцающая пудра для
лица и краска на губах.
Мне нельзя ничего из перечисленного.
Также, как и разговаривать с кем-либо, кроме него и моей служанки
Ансы.
Я пленница. Затворница в доме
мужа.
Смотрю на свои искусанные от нервов
губы.
Как бы он ни подумал чего
плохого!
Хватаю баночку с пчелиным воском —
пожалуй, единственное из моих косметических средств.
Опускаю пальчик в мазь, а затем
несколько раз провожу по губам, которые теперь блестят.
И тут же стираю. Блеск — тоже
плохо.
И еще один внимательный взгляд на
себя.
Боги, в кого я превратилась?
Стала напоминать себе дикого
запуганного зверька.
Надоело!
Распрямляю плечи. Я не дам в обиду
ни себя, ни малыша.
Я найду способ воздействовать на
мужа. Буду бороться. Чего бы мне это ни стоило.
Слышу шаги за дверью. Громкие и
уверенные, они раздаются все ближе.
Каждый шаг, словно гвоздь, твердо
вбивается в паркет.
Ручка двери дергается, и дверь
распахивается, глухо ударяясь о стену.
Я отворачиваюсь, позорно
зажмурившись, сжимаюсь, ища в себе остатки самообладаниях.
Открываю глаза, дышу, фокусирую
взгляд на малюсеньких пыльных песчинках, что кружат в потоке
солнечного луча.
Глубокий вдох и оборачиваюсь.
— Доброго дня, Лив. Если, конечно,
он добрый, — слышу в знакомом голосе усмешку.
И это не мой муж.
Поднимаю удивленный взгляд на
вошедшего.