Катерина опаздывала наверняка. Пусть подождет, не переломится. Бывший муж неделю пытается вытащить ее на «важный» разговор, но не по Сеньке шапка. Это раньше Катя бежала по первому зову и в рот ему заглядывала. Казалось, целую жизнь назад. Три года прошло с момента их разрыва, когда она узнала, что Кравцов завел интрижку на работе с блядского вида сотрудницей. У той прямо на лбу было написано: «Даю глубоко! Табун мужиков подтвердит мои недюжинные способности».
Катя, как знающая себе цену женщина, вышвырнула вещи Клима за дверь и подала на развод. Кравцов пытался вымолить прощение, говоря, что бес попутал и шлюхенция — это так, ничего не значащий эпизод. Катюха знала, что губастая соска в подметки ей не годится. К таким мужики в здравом уме не уходят от приличных жен. Синицына была приличная, как скрипка для одного единственного музыканта, не знавшая чужих рук. И ведь не постеснялся, струны оборвать, сученок…
«Где эта сволочь?» — она медленно скользила взглядом по залу. Некогда любимый ресторан никогда уже не будет таким, каким она видела его в первый раз. Здесь Клим встал на одно колено, протягивая кольцо в бархатной коробочке, и обещал любить вечно.
Обещалкин нашелся за столиком в дальнем углу. Не один. Приятного вида озорная блондиночка заливалась смехом, а бывший муж, придвинувшись к ней впритык, что-то увлеченно рассказывал.
Катя выдохнула ноздрями, выпуская огонь негодования. Так вот зачем он ее выманил! Чтобы показать свою новую бабу. Мерзавец! Он должен был страдать от содеянного, из-за разрушенной семьи, за слезы ее и боль. Сидеть под дверью с цветами в зубах и выбивать на стене ее имя. А он? Нашел себе моложе и счастлив. Где эта гребаная справедливость? Бумеранг? Кармическая отдача? Почему она, Синицына, три года одна-одинешенька, зализывает сердечные раны, воспитывает Вероничку. Оправдывается перед дочерью каждый раз на вопрос: «Почему она не может простить папу. Папа — хороший. Нужно простить и вернуть все, как было».
— О! Привет! — поменялся в лице Клим, когда она опустилась на стул и перекинула ремешок сумочки на сидение. — Девочки, знакомьтесь. Это Катя — моя бывшая жена и мать моей дочери, а это…
«Уебище» — мысленно произнесла Синицына, рассматривая молодуху. Обычная хлопковая белая футболка с принтом какого-то рокера на груди. Рожа знакомая, но вспомнить его не получилось сразу. Чистая белая кожа. Большие карие глаза создают контраст с белыми высветленными волосами, взбитыми будто неряшливо. На руках маникюр черного цвета. «Блин, ей хоть восемнадцать есть?» — Катерина сжала в руке столовый прибор, кажется вилку.
— Альбина, — пропела девка, и хлопнула длинными ламинированными ресницами под «натуралку».
Сама Катя пожалела, что вырядилась в бежевое классическое платье. Сейчас, сидя, она прямо ощущала, что ткань топорщится в районе живота, который она пытается втянуть неосознанно. Еще пять минут назад Синицына казалась себе неотразимой и стильной женщиной. Чтобы локти кусал и понимал, что потерял, кобелина.
— Клим столько о вас рассказывал, — затараторила, с оживленной мимикой на кукольном лице, при этом жестикулируя так быстро, что можно окосеть, если следить за ее руками.
— И что же? — ее улыбка была похожа на оскал.
— Какая вы прекрасная, умная и целеустремленная. Сами всего добились. Дочку чудесную Климу подарили, — Катя смотрела на ее поганый рот, выдающий всю несусветную ересь.
Подняв вопросительно бровь, посмотрела на бывшего, у которого непроницаемая рожа просит кирпича. В ее взгляде было очевидное: «Что же ты, такая падла, от прекрасной жены налево пошел?». Но ответа на свой немой вопрос, конечно же, не нашла.
— Катен, я заказал твою любимую форель, — он обернулся в сторону, откуда должен был появиться официант. Помнит, что она любит, заботливый какой. И ведь сто раз просила, не называть ее больше «Катеной»!
