На историческую достоверность
роман не претендует, все отклонения можно считать плодом
разыгравшейся фантазии автора.
© Аля Драгам, 2023
Владимирская губерния всегда славилась своим климатом и вишнями.
Владимирка – мелкая, но сладкая ягода, разомлевшая на ярком солнце.
Так приятно её раскусить и почувствовать тёплый сок, брызнувший в
рот. Облизнуть губы, хранящие вишневый аромат, и втянуть в себя
запахи лета. Луговые травы, нагретая листва деревьев, даже запах
тины из ближайшего пруда — всё здесь мне родное, всё мне любо и
дорого.
Раскрываю ладонь, позволяя солнечным лучикам скользнуть по ярким
ягодам, и высыпаю горсть в корзину, чтобы перейти к следующей
ветке. Небывалый урожай дали наши старые посадки этим летом!
Матушка дважды уже удачно продала собранное и сейчас ждет у порога,
чтобы передать корзины местному барину.
Не барину, графу, как его называют. Наверно, от фамилии —
Графов. А, может, всамделишный, я не знаю. В ту часть, где обитают
богачи нам дорога заказана. Только тем, кто батрачит в богатых
дворах, можно пересекать воображаемую границу.
Ссыпаю последние ягоды, чтобы получилась красивая горочка и тащу
две полные корзины к калитке. Там уже нервно постукивает тростью
управляющий покупателя. Не нравится, что долго, но что я могу
поделать? Старалась и спешила изо всех сил!
— Выноси, — командует мне высоким голосом лысоватый мужик, и я
послушно тащу ношу дальше. Открываю калитку спиной и готовлюсь
поставить корзины на телегу, когда рядом, с тучей пыли, тормозит
вороной конь, а всадник быстро и ловко спешивается.
Прячу глаза, искоса посматривая на гостя. Я видела его несколько
раз издалека на службе в церкви, которую мы посещаем каждое
воскресенье. Графов Фёдор собственной персоной. Здесь? У нас!?
Выше среднего, но не так, чтобы высокий, с начавшейся
расплываться фигурой, темноволосый и какой-то… хищный… Да-да,
именно хищный вид его пугает и отталкивает. Я непроизвольно делаю
шажок назад, забыв, что руки мои оттягивают тяжелые корзины.
Пока витаю в мыслях, мужчина подходит и забирает мою ношу, ловко
загружая на телегу. Удивлённо вскидываю взгляд, чтобы сию минуту
покрыться румянцем и почувствовать желание убежать и продышаться.
Он смотрит… странно… Очень странно и немного страшно… Так, словно
не ягоды в корзине, а я. И он желает меня съесть, перекусить
косточки и проглотить, жадно слизывая красный сок.
Пресвятая Дева Мария… если бы я знала тогда, как недалеко ушла
от истины, бежала бы без оглядки в самый тёмный лес. И пусть бы
меня растерзали волки, чем эти тёмные жадные глаза и страшная
улыбка…
Батюшка оттирает пот рубахой и отставляет косу.
— Сходили б, девки, до родника. Пекло адское, прости Господи, —
осеняет себя крестом отец, вновь вытирая лоб.
Сегодня действительно печёт, а дел ещё… Мы прошли только треть
поля, а ведь косим с раннего утра. По росе, как и положено. Но вся
роса испарилась, стоило светилу выглянуть из-за леса. На смену
надоедливым комарам поднялись слепни, которые жалят все открытые
участки тела. Но сбежать нельзя. Можно только идти следом за
мужчинами и собирать траву в ровные линии, чтобы вечером прийти
сюда же и перевернуть. Сенокос в разгаре.
— Я сбегаю, можно?
Аккуратно кладу грабли, которыми натерла ладони, и подхватываю
пустые кувшины. Родник довольно близко, не будет и версты
(прим. — верста = 1, 067 км), зато бежать
по лесу, где нет духоты.
— Добеги, доча, добеги. Возьми с собой Марусю, поможет.
Батюшка всегда бережно относится к нам с сёстрами. Может быть,
потому, что у него одни дочери, или потому, что он сам по себе
мягкий человек?
