Прошлое.
– Паш, ты мне изменяешь? У тебя что-то с Лариской было?
Я смотрела на мужа, быстро и с аппетитом, поглощающего ужин. С
тренировок он всегда приходил жутко голодным. Сегодня у него был
длинный и тяжёлый день. Университет, тренировка и потом...
библиотека. Так он сказал, когда поздно вернулся домой. Подготовка
к защите диплома.
Раньше у меня и мыслей не было сомневаться в его словах, но
сегодня всё изменилось.
Пашка оторвался от тарелки и медленно поднял на меня глаза. На
долю секунды в них промелькнуло смятение, но муж быстро взял себя в
руки и беззаботно улыбнулся.
– Ты чего, Юла? Что придумала?
– Я видела вас сегодня. – я замолчала, пытаясь проглотить вязкий
ком в горле. – На трамвайной остановке. Вы целовались
как...как...
Как объяснить, что их поцелуй не был похож на случайный или
просто дружеский чмок в щёку? Так целуются люди, которые спят друг
с другом. Люди, у которых уже был секс.
– У вас с ней было?
Пашино лицо закаменело. Он окинул меня с ног до головы изучающим
взглядом, словно оценивал какой урон мне могут нанести его слова.
Выдержу ли я удар, не сломает ли меня его признание.
В его глазах я уже видела ответ, и от понимания неизбежной
катастрофы сердце сжалось в крошечный комочек и билось где-то в
районе горла, мешая дышать. Я хватала воздух ртом и пыталась не
заплакать.
Нет, нет! Скажи мне что-то, что успокоит меня. Соври. Улыбнись
своей волшебной улыбкой и сведи разговор к шутке. Убеди, что у нас
всё в порядке! Не бей! Но он ударил:
– Ну, было. – с досадой сказал, как выплюнул Паша и отвёл
взгляд, словно ему неприятно было смотреть на мою жалкую улыбку. –
Было, Юла. А чего ты ждала?
Я уже ничего не ждала. Только дрожала всем телом и пыталась
дышать. В эту самую минуту, во мне, корчась и плача, мучительно
умирала наивная, романтичная девочка, которая до последнего верила
в наше с ним "они жили долго и счастливо и умерли в один день".
Вот оно. Случилось. То, о чём меня предупреждали мамины подруги:
"Ох, Юлька, красивый муж – чужой мужик. Всю жизнь на него бабы
будут вешаться, и рано или поздно он от тебя загуляет".
То, о чём говорила мама, удручённо качая головой: "Не по себе ты
парня выбрала Юля. Чем тебе наши ребята не нравятся? Ты обычная, а
Павел твой слишком красивый, да и не простой".
Я непроизвольно прижала ладонь к горлу, пытаясь удержать
рвущееся из него вместе с рыданиями сердце.
Всё, чего мне хотелось в этот момент, это кинутся к мужу,
прижаться к широкой твёрдой груди, спрятаться на ней от боли и
отчаяния. Чтобы обнял, успокоил, утешил, как было всегда до
сегодняшнего дня. Сегодня он был моим палачом. Убийцей, во взгляде
которого, почему-то сквозило сочувствие и сожаление. Кажется, что
уже и сам был не рад, тому что сказал.
– Юла... – Пашка резко встал из-за стола и шагнул ко мне, но я
предупреждающе выставила вперёд дрожащую руку. Не надо! Если он
прикоснётся ко мне сейчас, я сорвусь в истерику, разрыдаюсь. А мне
нельзя. Я уже слышу, как в соседней комнате проснулся сынок и
лепечет что-то в своей кроватке. Не хочу напугать его.
– Лё-ляя, вставай.
Мама снилась мне так редко, что я уже стала забывать её голос.
Такие сны я хранила в памяти как драгоценные жемчужины в
хрустальной шкатулке.
Зажмурилась покрепче, пытаясь сохранить такой долгожданный сон
про маму, но кто-то откинул одеяло с моих ног и ласково пощекотал
ступню.
– Лёляяя, просыпайся.
Так будила меня только мама в моих далёких детстве и юности. И
я, как тогда подсунула под ласковые пальцы вторую ногу – ещё эту
пощекочи.
И Лёлей меня тоже называла только мама. Я давно уже не Лёля, и
не Юла, и даже не Юля, для всех я Юлия Владимировна Бордова.
