Твой отец и убил.
Алекс ответил Тео смехом и кинул подушкой (от своей кровати – к его).
Каждое утро они зачем-то раздвигали кровати. В принципе, можно и не париться: если кто зайдет, то кому какое дело? Администрация кампуса? Ха-ха. Поначалу Алекса еще волновало – не волновало даже, так, забавляло, – что думают соседи, когда слышат, как каждый вечер и каждое утро в один и тот же час по щербатой плитке нудно едет кровать. Кажется, внизу жили девчонки. Но Тео ответил, что ему нужно личное пространство и что вы, русские, вечно трясетесь на тему «что подумают другие». А Алекс – под настроение – еще сгустил краски, переводя «чувство локтя» не как common touch, а как пугающее feeling of elbow, и у Тео родилось за минуту десять непристойных вариантов в развитие этого…
– Русские цари всегда приглашали к себе сыновей, чтобы убить.
Сейчас Тео валялся на «личном пространстве» и мрачно шутил, уставившись в потолок. Он был здоровый, как горный хребет, не умещался на кровати и съезжал ногами в пол. А мелкая кучерявая растительность на ногах, мощных бедрах – как лес.
Становой хребет. Опорный край державы.
– Дай-ка угадаю. Тебе понравилась картина про Ивана Грозного.
– Петр Великий тоже так сделал.
– Нет, он вроде не убивал… Ха, и такая картина тоже есть! Что-то про допрос царевича. Ты что, облазил в инете всю Третьяковку?..
Тео принялся артикулировать Tretyakoffka с разной степенью устрашения, иногда демонически хохоча, а Алекс продолжил складывать вещи. Точнее, раскладывать. Прежде чем собрать рюкзак, ему обязательно надо было педантично разложить все по кровати: каждую мелочь, каждый клубок носков, чтобы окинуть взглядом и только потом утрамбовывать. Тео шутил, что Алекс – псих и таким образом успокаивает себя. Возможно. Но сейчас было из-за чего беспокоиться.
– А Екатерина Великая?
Еще эта болтовня нелепая.
– Что – Екатерина Великая?
– Трахалась с конем твоя Екатерина Великая!
– Я знаю, – миролюбиво согласился Алекс.
Даже Тео вон нервничает – хотя казалось бы!.. Тео никогда не нервничал и не устраивал проводы, на какой бы срок Алекс ни уезжал. Тео обычно исчезал, появлялся, ржал, стучал хреном по лбу и уходил курить непонятно что со своими латиносами. Поэтому Алекс, собравшись, покидал комнату в одиночестве. Теперь же – ни на шаг не отходит. Валяется на кровати. Бубнит про царей. Жуть.
– Екатерина хотела убить своего сына, чтобы он не стал императором, но не успела, потому что у нее начался инсульт. Она долго умирала на полу, а все переступали через нее, и всем было наплевать.
– Екатерина была, эм-м, крупной женщиной. Ты представляешь, как через нее перешагивать?..
– Все искали завещание. Говорили, что она завещала корону не сыну, которого не любила, а внуку, которого любила. Он потом все равно стал царем. Николай.
– Потрясающе.
– Потом его убили Советы.
– В конце ты немного обосрался, honey, но все равно это было прекрасно.
– Эй, это мои слова. Не юзай мои слова.
– Для чилийца у тебя слишком большие познания в русской истории.
– Ты же знаешь, что я агент КГБ, приставленный к тебе.
Тео скептически наблюдал, как Алекс делает все по инструкции – буквально как в видео про упаковку рюкзака: наушники отсюда, пауэрбанк сюда, – затем достал откуда-то из-под кровати вейп, поджал ноги по-турецки и закурил.
– Ты сбрендил? – возмутился Алекс.
Белый дым был таким густым, что казалось, его видно через окно прямо из корпуса администрации.
– Вали на улицу, а.
– Не хочу упустить ни минуты прощания с тобой.
– Хорош глумиться, и без тебя страшно.
– Если страшно, то оставайся.
Алекс выразительно посмотрел на Тео, но ничего не ответил. Вернее, не ответил по существу. А про курение в кампусах у него получалось еще занудней, чем у декана Макдауна.
