Как воспитать дракона и его детей

Двумя месяцами ранее

Калёное железо впивается в предплечье, и я кричу от боли. Только что меня клеймили, как скаковую лошадь или преступника. Но я не первое и не второе. Я - Рита Одинцова, и моё место совсем не тут!

- Пошла, - толкает прямо в рану грубый мужлан, не заботясь о том, что продолжает причинять боль. Хотя, он только что напечатал на мне цифру. О чём это я.

378. Мой порядковый номер. И не на рукаве, а на теле. Как в лагерях, только я перестала понимать, что вообще происходит!

- За мной, - кивает старуха-надсмотрщица, и мне приходится подчиниться, иного выхода нет. Я могу протестовать, только сперва надо понять, против чего.

Коридор тёмный и длинный, то и дело слышны чьи-то завывания и плач, и от них разбегаются мурашки по коже. Этот жуткий сон не намерен заканчиваться, хотя я пыталась очнуться. Но и боль слишком настоящая. Остаётся одно: я сошла с ума.

Получасом ранее

- Голову держать низко, в глаза не смотреть, вопросы не задавать, отвечать быстро и чётко. А главное – правдиво, - тараторит дородная тётка в тёмном длинном платье, которое того и поди лопнет на её пышных формах. Вряд ли форму шили по её размерам, и вижу клинья вставки по бокам.

Её грудь крест-накрест перемотана лентой бордового цвета, которая завязана на спине. Я уже видела подобную форму, это какое-то распределение, иерархия. Она резко останавливается, что я не успеваю затормозить, и врезаюсь в её мягкости.

– Отвечать! – снова гаркает. Манера общения у неё не для друзей, конечно.

- Ясно, - киваю. Куда лучше, когда у тебя есть шанс передвигаться, нежели сидеть в тёмном карцере, ничерта не понимая.

Когда меня сюда притащили, о разговорах и речи не шло, потому что все вокруг несли абракадабру. В буквальном смысле слова. И те два мужика, что меня сюда продали, я видела, как они получали за это деньги, и те люди, что стаскивали одежду, выдавая мне рваньё. И те, что бормотали где-то в глубине подземелья, по всей видимости, такие же запертые, как я.

Языка я такого никогда не слышала, не то, чтобы понимала значения слов. Отбивалась на своём, только оказалась в «карантине», куда меня поместили на хлеб и воду. И, когда в очередной раз ко мне пришёл ключник, протягивая корку и стакан, я поняла, что он сказал.

- Стойте! – крикнула, когда он был намерен сбежать, как всегда. – Отведите меня к главному.

Не знаю, что именно произошло. Адаптация странная, а, может, мой мозг сломал защитный барьер, но я внезапно начала понимать этих неандертальцев.

Но я не списываю со счетов своё сумасшествие!

Пышнотелая, что пришла за мной, зовёт на выход, даже не представляясь, и я бреду привидением вслед за ней, чувствуя, как при каждом движении мешковина, из которой сделано моё платье, которое и платьем назвать нельзя, натирает кожу, что поранили, когда тащили меня сюда. Я думала, что хлысты только в фильмах, но воображение у меня что надо. Пару раз по спине, чтобы сильно не сопротивлялась. Даже с животными я себе такого никогда не позволяла.

Мы подбираемся к лестнице, и тётка подхватывает своё платье, чтобы не приложиться зубами о ступеньки, и я подражаю ей, хотя мой мешок далёк от щиколоток. Босыми ступнями ощущается ледяной пол, а ноющая спина сводит с ума. Вот бы они поменялись местами, только, к сожалению, желания так и остаются желаниями.

Стискиваю зубы, мечтая кого-нибудь придушить. Да хотя бы вот эту милую провожатую, что считает меня за преступницу.

- Сюда, - снова подаёт голос, и я чувствую, как голова плывёт. То ли от слабости, то ли чёрт знает от чего ещё. Но я иду, заставляю себя двигаться, и не сразу понимаю, что коридор сменился комнатой, потому что там так же скверно с освещением.

- Так-так, очередная птичка, что принесёт мне золотые яйца, - скрипучий голос, от которого мороз по коже, и я вглядываюсь в полумрак, откуда на меня смотрят красные глаза.