Предисловие
Путь старого лиса
Статья Германа Старцева «Уходим чоновскими тропами» отклика у читателей республиканской газеты «Енисей» не нашла. Следователь прокуратуры Купцов, расследовавший дело о пропаже в Джебашской тайге двух студентов, на которых в своё время вышли «золотоискатели» Ветлицкий и Старцев, так и повисло в воздухе. Дельце-то и в самом деле было достаточно мутным. Студенты отбились от основной группы при невыясненных обстоятельствах. На одного из них – Логачёва, кроме наших горе-таёжников вышли на галечную отмель речку Шошу таскавшиеся за ними охранники бизнесмена Левашова. Зачем они шли за учителем и корреспондентом – было понятно, понимали Крот и его дружки, что так просто по тайге ни турист-любитель Старцев, а уж тем более этот рафинированный интеллигент, таскаться не станут. Заходить же на Джебашские гольцы – удовольствие не из дешёвых, и хорошо, что вертолёт МЧС тогда прибыл на отмель в самое время. Бандиты успели отступить в тайгу, Старцева с повреждённой рукой забрали в вертолёт, туда же погрузили и тело погибшего Логачёва, а сокурсник его как в воду канул, может, и правда утонул? У мёртвого студента теперь не спросишь, а другой информации не было. Кто с ними расправился? Старцев с Ветлицким мало какой информацией владели, да и наткнулись они на погибшего самое большое за полчаса до схватки с левашовскими охранниками.
Материал для газетчиков, несомненно, убойный, только Герман поосторожничал и большого интереса у читателей статья собкора «Енисея» не вызвала, а вот у старого лиса Фёдора Ивановича Коняева она оставила известную зарубку в душе. У того дед ещё до революции в здешних местах старательским делом занимался и внуку своему Фёдору кое-о чём рассказать успел, а главное, посеял интерес в душе подростка к такого рода добыче богатства: «В здешних местах, Федька, народишко завсегда жил зажиточный. Крепкий народ, и революция ихняя далеко не каждому по носу была. Даже среди коренных татар завсегда свои верховоды были, князцы да и просто скотовладельцы, а из пришлых – это такие, как мы, охотники до золотишка, тем более его в окрестных горах да на шустрых речках хватало. Про банду Збруева я вообще помолчу. У него не столько интерес за свободу и всеобщее счастье биться, сколько свою мошну набить, а с тем в Монголию убежать. Дуром они здесь, Федька, награбили, а некоторые и сами в общий котёл несли, с желанием. Считалось, что уж кто-кто, а Ванька Збруев завсегда за народных страдальцев заступится. Да что там Ванька, у твоих-то родных знаешь сколько лошадей было; считано не считано, меряно не меряно, а только, когда с выпасов в деревню спускали, то в лог табуны сгоняли, он так и прозван был – Конским, можа, и фамилия наша от того такая… В селе, где деда моего, Филиппа Андреевича, дом стоял, большой, кирпичный, всё по первому разряду значилось. Первой у нас керосиновая лампа появилась. Люди, как на чудо глядеть собирались, первая и мельница, только всё в одночасье боком поехало». – «А чего вы не убежали вовремя, всё-таки тайга кругом, лес?» – «То и не убежали. Отца моего – Петра, и мамку – Дарью, ещё с вечера повязали… и, говорят, куда-то за Ишим выслали, там они и сгинули, а нас родители покидали в телегу да чуть ли не в чём мать родила на прииски увезли. На приисках ни паспортов тебе, ни справок… Это после уже закон стал до всех ненадёжных элементов доставать, и ты, Федька, мотай на ус. Перед тем как арестовать, наши про то узнали и, конечно, стали готовиться. Бабка Дарья вынесла полный фартук бумажных денег и сестре моей, Катьке, говорит, вот, мол, Катюха, смотри, куда я их закопаю… Так то бумажные кредитки, векселя, кому они нужны были, а про золотишко родовое не сказала, где его искать. Но наше золото, по сравнению со збруевским – капля в море, хотя оба схрона до сих пор под землёй гуляют».
