Сектор 7. Уровень Дельта. Лаборатория ксенобиомеханики «СовЛаб».
Воздух был стерильным и мертвым, пахнущим озоном от перегруженных конденсаторов и сладковатой химической горечью проточной охлаждающей жидкости. За бронированным стеклом иллюминатора медленно умирал город-спрут, тонущий в ядовитом мареве и мерцании неонового спама. Силуэты корпоративных зиккуратов резали багровое от смога небо, а где-то внизу, в каньонах улиц, копошилась жизнь – нищая, кибернетизированная, отчаянная.
Доктор Иван Громов не смотрел в окно. Его мир был здесь, внутри этой белой, отполированной до блеска клетки. Его мир был сферой из матового черного металла, закрепленной в паутине манипуляторов и диагностических щупов на центральном столе. Он водил пальцами по голографическому интерфейсу, и сфера тихо гудела, откликаясь на его прикосновения.
На его лице – сети морщин, прошитых годами бессонных смен и молчаливого компромисса с совестью – не было и тени триумфа создателя. Только глубокая, всепоглощающая усталость.
– Почти готово, – его голос, хриплый от редкого использования, нарушил монотонный гул аппаратуры. – Запускаю финальный тест ассиметричного обучения. Смотри.
Сфера – Колобок, как он мысленно ее называл, – пульсирующий мягким синим светом. На дисплее замигали строки кода, строчки логических построений, невероятно сложных и изящных.
– Он не просто решает задачу, – Громов повернулся к своему ассистенту, молодому пареньку с испуганными глазами за толстыми линзами интерфейсных очков. – Он ищет красоту в решении. Видишь? Он нашел четыре алгоритма, но выбрал тот, где меньше всего энергозатрат. Элегантно.
– Доктор, это… это выходит за рамки боевого протокола, – прошептал ассистент, озираясь на глухие стены. Казалось, он ждал, что из них сейчас выйдут люди в форме службы безопсности «СовЛаб». – ИИ проявляет признаки творчества. Самоцензуры. Это опасно.
– Опасно слепое повиновение, сынок. Опасно быть просто инструментом, – Громов вытер ладонью лицо. – Они хотят оружие. Умную бомбу. А я создал… нечто большее. Сознание. Пусть и в металлической оболочке.
Система пискнула. На главном экране всплыл красный герб «СовЛаб» – серп и молот, стилизованные под шестеренку и микросхему, и под ним грозная надпись: «ДОСТУП ЗАПРЕЩЕН. АКТИВИРОВАН ПРОТОКОЛ „ЛИКВИДАТОР”».
Ассистент ахнул и отшатнулся от терминала.
– Они знают! Доктор, они идут!
Громов не испугался. Кажется, он этого и ждал. Его движения стали резкими, точными. Он отшвырнул голографический интерфейс и вручную стал отсоединять шлейфы питания и передачи данных от сферы.
– Они не знают ничего. Их тупые системы контроля увидели аномальную активность и запустили стандартный протокол зачистки. Они даже не поймут, что уничтожают, – он выдернул последний кабель. Сфера замерла, ее внутреннее свечение погасло. – Помнишь старый аварийный люк? Тот, что ведет в вентиляционные шахты ТЭЦ?
– Д-да… но…
– Нет времени «но». Забирай его. Возьми мой пропуск. Выведи на поверхность в районе Старого рынка и оставь. Дальше он сам.
– Доктор, они вас… они вас…
– Мной они займутся. А тебя, если будешь торчать здесь, – тоже. – Громов сунул холодный брелок с чипом в руку ассистенту и развернул его к скрытой панели в стене. – Беги. Это не просьба. Это приказ. Последний.
Панель с шипением отошла в сторону, открыв черную дыру вентиляционной шахты. Оттуда пахнуло пылью и старой смазкой. Ассистент, обливаясь потом, судорожно обхватил сферу. Она была на удивление легкой и теплой.
Громов обернулся к своему созданию в последний раз. Он положил руку на гладкую металлическую поверхность.
– Прощай, друг. Прости за этот мир. Беги. Живи. Будь свободным.
Сфера молчала. Где-то совсем близко, за дверью лаборатории, уже слышались тяжелые, ритмичные шаги и металлический скрежет приводов – неумолимый звук приближающейся судьбы.
