Небо над Нео Тэгу было вечным полотном, сотканным из дыма и неонового света. Под ним, словно придавленные тяжестью вселенной, распростёрлись бескрайние трущобы – сплетение ржавеющих металлоконструкций, грязных пластиковых панелей и клочьев старой ткани. Здесь, внизу, где лучи искусственного солнца корпорации “Стил Индастрис” едва пробивались сквозь завесу смога, властвовал вечный полумрак. Воздух был густым, пропитанным запахом гнили, дешевой синтетической еды и, что самое главное, – запахом голода.
Мэн Хо двигался по узкому переулку, словно призрак, который ещё не совсем понял, что умер. Его тело, измождённое, но жилистое, казалось, полностью подчинялось инстинкту выживания, не оставляя места для эмоций. Он был один из тех, кто знал на вкус пыль и холод. Его пальцы, загрубевшие от работы, сжимали небольшой, но увесистый кусок синтетического мяса, добытый сегодня ценой изнурительного труда на разгрузке очередного футуристического конвоя, охраняемого бесшумными, смертоносными дронами “Стил Индастрис”.
Каждый шаг Мэн Хо сопровождался тихим скрипом его изношенной обуви по размокшему бетону. Он миновал лачугу, из которой доносился тихий, надрывный кашель ребёнка. Мэн Хо не замедлил шаг. Он знал этот звук. Этот звук был музыкой их жизни – музыкой отчаяния, которая не находила отклика в высоких, стерильных башнях “Стил Индастрис”, пронзавших ночное небо, словно иглы в сердце мира.
“Стил Индастрис”. Само название было приговором. Корпорация, чьё стальное сердце билось в ритме безжалостной эффективности, владела всем. Едой. Водой. Воздухом, который они очищали и продавали обратно. И, конечно же, информацией. Каждый бит данных, каждая строчка кода, каждый взгляд через камеры наблюдения – всё было под их контролем. Новости, которые доносились через жалкие, пиратские приёмники, тщательно отфильтровывались, превращаясь в сладкую ложь о процветании и прогрессе, которые, казалось, существовали лишь в мире наверху.
Мэн Хо поднял голову, взглядом пронзая тёмное небо. Где-то там, за непроницаемым куполом корпоративной власти, проходила граница. Граница между теми, кто ел вдоволь, и теми, кто грыз ногти от голода. Граница между жизнью и существованием. И эта граница была непроходима. Любая попытка перейти её, любая мысль о неповиновении, пресекалась мгновенно. Жестоко. Бескомпромиссно. Расстрел на месте. Так “Стил Индастрис” поддерживала порядок.
Он остановился у своего “дома” – коробки из гофрированного металла, прилепленной к стене заброшенного завода. Приоткрыв скрипучую дверь, он вошёл в прохладу. Внутри было пусто, лишь старый матрас, покрытый грязным одеялом, служил ему ложем. Он бросил кусок синтетического мяса на потрескавшийся стол. Сегодняшний улов. На одну ночь. На один вдох.
Голод – это не просто физическое ощущение. Это состояние души. Это постоянное, тупое чувство пустоты, которое не даёт сосредоточиться, не даёт мечтать. Он видел, как оно искажало лица людей, как оно заставляло их смотреть друг на друга с алчностью. Он видел, как оно ломало их.
Сегодня Мэн Хо чувствовал нечто иное. Не привычную пустоту, а нарастающее, глухое раздражение. Оно накапливалось годами, слой за слоем, как грязь на его теле. Это было не просто желание выжить. Это было желание разорвать цепи.
Внезапно, в полумраке его жилища, на старой, потрескавшейся стене, появился луч света. Тонкий, но яркий. Он скользнул по стенам, по его измождённому лицу, и Мэн Хо замер. Это был не луч его фонаря. Это был направленный свет.
“Ты слишком долго смотришь наверх, Мэн Хо”, – раздался голос. Спокойный, мелодичный, но с какой-то холодной сталью в интонации.
Мэн Хо резко обернулся. В проёме двери стояла девушка. Её силуэт был подчёркнут узким, облегающим комбинезоном, который, казалось, был сшит из самой ночной тьмы. Её лицо было скрыто в тени, но Мэн Хо чувствовал на себе её взгляд. Взгляд, который не был взглядом страха или мольбы. Это был взгляд оценки.
