Сайлент Хилл: Дважды Потерянные

Ноябрьский ветер, ледяной и безжалостный, проникал сквозь все щели старенького «Мустанга», словно напоминая о неизбежности зимы – как внешней, так и внутренней. Я сидел за рулем, вцепившись в потрескавшийся кожаный руль, словно это был единственный якорь, удерживающий меня в реальности. Реальности, которая казалась мне чужой и враждебной.

Уже два года. Два года с того дня, как осколок металла, взбесившись, оборвал нить жизни, связавшую меня с Лили. Два года с тех пор, как мир потерял краски, звук и смысл. Два года я носил траур не по ней, а по себе, по той части меня, что умерла вместе с ней.

Дорога, узкая и извилистая, тянулась сквозь унылый пейзаж осенней провинции, словно артерия, по которой в мои вены вливалась тоска. Поля, убранные и пустые, напоминали о бренности всего сущего. Голые деревья, с черными, скрюченными ветвями, тянулись к свинцовому небу, словно моля о милосердии.

Я бежал. Бежал от воспоминаний, от людей, от себя самого. Уволился с работы, продал дом, в котором каждый уголок пропитан ароматом ее присутствия, оставил друзей, пытавшихся вытащить меня из этой бездны отчаяния. Они не понимали. Никто не понимал.

Лили была моей жизнью, моим воздухом, моим солнцем. Она была художницей, ее мир был наполнен красками, светом и любовью. Она видела красоту во всем, даже в самых обыденных вещах. Она научила меня ценить жизнь, радоваться каждому дню.

А я… Я был архитектором, строил дома, создавал пространства. Но после ее смерти все мои здания казались мне холодными и бездушными. Я больше не видел смысла в своей работе. Я больше не видел смысла ни в чем.

Радио в машине хрипело, пытаясь поймать волну, но в итоге сдалось, умолкнув. Я не стал включать диск. Музыка только усиливала мою тоску. Тишина была моим единственным компаньоном.

Я достал из кармана старую фотографию. Лили улыбалась мне с нее, ее глаза лучились счастьем. Это было сделано на нашей свадьбе. Самый счастливый день в моей жизни.

Я провел пальцем по ее изображению, словно пытаясь прикоснуться к ней, ощутить ее тепло. Но оставалось лишь холодное стекло.

Внезапно в голове вспыхнуло воспоминание: ее смех, звонкий и мелодичный, как колокольчик. Мы сидели на берегу озера, смотрели на закат, и она рассказывала мне о своих мечтах. Она мечтала о большой семье, о доме, полном детей и смеха, о путешествиях по всему миру.

Я закрыл глаза. Боль пронзила меня, словно удар ножа. Эти мечты никогда не сбудутся. Она больше не будет рядом.

Я снова открыл глаза. На фотографии ее улыбка казалась мне насмешкой. Насмешкой над моей болью, над моим одиночеством.

Я скомкал фотографию и бросил ее на переднюю панель.

Телефон снова завибрировал. Я взглянул на экран. Незнакомый номер. Я снова проигнорировал вызов.

Вдруг, машина дернулась и заглохла. Я попытался завести ее, но безуспешно. Аккумулятор сел. Отлично. Как будто мне мало проблем.

Я вышел из машины. Ветер усилился, пронизывая меня до костей. Вокруг – ни души. Только дорога, деревья и серое небо.

Я достал телефон и попытался вызвать эвакуатор. Но сигнал отсутствовал.

Я проклял все на свете. Я был один, посреди ничего, с севшим аккумулятором и переполненным горем сердцем.

Что делать дальше? Идти пешком? Куда? До ближайшего населенного пункта, судя по карте, не меньше десяти километров.

Я посмотрел на небо. Солнце уже садилось. Скоро стемнеет.

Я вернулся в машину и закрыл дверь. Я просто посижу здесь. Подожду, пока кто-нибудь проедет мимо.

Но я знал, что никто не проедет. Это было слишком глухое место. Я был обречен провести эту ночь в одиночестве, наедине со своими кошмарами.

Я закрыл глаза и попытался уснуть. Но сон не приходил. В голове крутились воспоминания о Лили, о нашей жизни, о нашей любви.