Лондон, 1954 год. Воздух Британского музея, пропитанный запахом старой бумаги и тлена, казался Тони Стэнтону родным. Но сегодня этот запах не приносил привычного утешения. Он лишь усиливал ощущение смутной тревоги, предчувствие грядущего. Тони, мужчина средних лет с острым взглядом и вечно чуть нахмуренным лбом, ощущал себя на пороге величайшего открытия своей жизни. Или, возможно, своего конца.
Он стоял перед огромной, пахнущей пылью картой мира, на которой была отмечена крошечная точка – неизведанная глубина Папуа – Новой Гвинеи. Эта территория, окутанная туманами и сплетнями о диких племенах, была для Тони не просто географическим объектом, а вызовом. Вызовом самой природе, самому человечеству. Он, Тони Стэнтон, ведущий антрополог своего времени, чувствовал, как призыв неизведанного становится почти физически ощутимым, пульсирующим в его венах.
Его экспедиция, как и сам Тони, была результатом упорства и, возможно, некоторой одержимости. Годы исследований, тысячи страниц прочитанных книг, десятки бесед с путешественниками, чьи истории граничили с фантастикой, – всё это сплеталось в одну грандиозную цель: добраться до племени, чья культура осталась неизменной с начала времен, запечатленной в первозданном, диком танце жизни.
Команда, которую он собрал, отражала эту двойственность – блестящие умы, столкнувшиеся с иррациональным. Доктор Оливия Харпер, чьи золотистые волосы обрамляли лицо с тонкими, аналитическими чертами, была специалистом по тропической медицине и биологии. Ее прагматизм был якорем, который, как надеялся Тони, удержит их от опасных заблуждений. Рядом с ней стоял мистер Артур Сандерс, молодой, нервный фотограф, чьи пальцы уже нетерпеливо сжимали объектив его камеры. Его задача была не только запечатлеть факты, но и передать неповторимую атмосферу, дыхание ушедшей эпохи, которое, как он надеялся, еще сохранилось в этих краях.
И, наконец, был Уинслоу. Он стоял немного в стороне, высокий, худощавый, с кожей цвета темной меди и глазами, которые, казалось, видели больше, чем открывали. Местные в портах, где они делали последние закупки, называли его “человеком, который говорит с тенями”. Тони нашел его через цепочку сомнительных рекомендаций, обещавшего провести их туда, куда не ступала нога белого человека. В его молчании таилась загадка, которая одновременно и притягивала, и настораживала.
– Мы готовы, – произнес Тони, его голос звучал уверенно, но в нем проскальзывала нотка предвкушения. – Все снаряжение упаковано. Провизия рассчитана на три месяца. Разрешение от Королевского географического общества получено. Нас ждут.
Он обвел взглядом своих спутников. В глазах Оливии читался спокойный профессионализм, в глазах Сандерса – смесь страха и жгучего любопытства, а в глазах Уинслоу – лишь глубокая, бездонная безмятежность, словно он уже пребывал где-то далеко, в тех местах, куда они только собирались отправиться.
Путешествие началось с портового города, где влажный, удушливый воздух смешивался с запахами специй, рыбы и гнили. Затем была долгоя дорога по бурному морю, где их шхуна бросалась из стороны в сторону, словно игрушечная лодка в ладонях гиганта. Наконец, они оказались на берегу, где их ждала моторная лодка, их единственный путь вглубь острова. Река, широкая и мутная, казалась кровеносной системой этого огромного, зеленого сердца.
С каждым пройденным километром цивилизация оставалась позади. Влажный, горячий воздух стал плотнее, пропитанный ароматами незнакомых цветов и прелой листвы. Джунгли смыкались над головой, превращая дневной свет в зеленую, мерцающую вуаль. Звуки джунглей – какофония птичьих криков, стрекот насекомых, отдаленный рев обезьян – становились все громче, заполняя собой все пространство. Тони чувствовал, как его охватывает первобытный трепет. Это было ощущение возвращения к истокам, к тому, что человечество давно утратило.
