– Знаешь Даня, такого я от тебя
никак не ожидала. Не так, ой не так я тебя воспитывала. Что бы
сказал на это твой отец?
Головомойка от мамы – не самое
радужное начало рабочего дня. Она частенько устраивала мне сеансы
мозгоклюйства, невзирая на мой почтенный возраст. Но отца
приплетала только в самом безнадежном случае, когда я реально
косячил.
А главное, я никак не мог уловить
суть этих претензий. Что я такого успел натворить за ночь?
– Что случилось? Ты же в поликлинику
вроде собиралась?
– А я уже там была! И если бы не эта
счастливая случайность, то еще неизвестно сколько бы я в неведении
жила!
Мне уже надоело тупить, голос мамы
дрожит, и это не притворство. По спине бежит холодок. И,
рассердившись сам на себя за мнительность, спрашиваю резче чем
нужно:
– Да можешь ты уже сказать, что
произошло, в конце концов?
– Ты же знаешь, как я хочу внуков! –
тут же заявляет она.
– А это-то здесь еще при чем? –
закатываю глаза. Внуки, а вернее, их отсутствие – любимая мамина
тема. Хотя ее тоже можно понять. Я единственный ребенок в семье,
мне тридцать, и я не женат.
– Ах, ни при чем?! Ну и эгоист же
ты! – Мама верещит так, что мне приходится отстраниться от
телефона, иначе я рискую оглохнуть на одно ухо. – Ну не нужен тебе
этот ребенок и ладно, бог тебе судья. Но меня-то ты за что лишаешь
кровиночки? – На последней фразе мама уже откровенно рыдает, а я
испытываю жгучее чувство вины. Хоть и не знаю пока за что.
– Мама, успокойся. Я сейчас приеду.
– Волнуюсь не на шутку ее здоровье. Прошел всего месяц после
выписки из больницы, и ей крайне нежелательны такие эмоциональные
всплески.
Через десять минут я уже стою на
пороге отчего дома. В воздухе витает противный запах корвалола, а
из кухни доносятся тихие всхлипывания.
– Привет, – снова здороваюсь я и
присаживаюсь перед ней на полусогнутых, внимательно вглядываясь в
лицо. Выглядит она откровенно ужасно. Глаза красные и опухшие от
слез, нос не лучше, губы дрожат.
– Ты, Данечка, как хочешь. Но я
этого ребеночка не брошу, – уже спокойно и решительно заявляет
мама, утирая слезы платком.
– Хорошо. Я понял, – так же спокойно
стараюсь говорить я, хотя это дается мне с большим трудом. – А
теперь еще раз скажи, о каком ребенке идет речь? Потому что,
клянусь, я ничего не понимаю.
Мама на миг замирает, бросая на меня
изучающий пристальный взгляд, полный недоверия.
– О твоем ребенке. Я Ксюшу видела
сегодня в консультации, – начинает рассказывать она, наконец
проясняя ситуацию.
– Ксюшу? – переспрашиваю удивленно.
– Она беременна? И почему же ты решила сразу, что я отец? Мы ведь с
ней уже четыре месяца как расстались.
И расстались мы, надо сказать, не
очень хорошо.
– Ну как же… – растерянно говорит
мама. – Она же на шестом месяце уже.
Информация поступает в мозг и явно
очень красноречиво отражается на моем ошарашенном лице, но вот
осознание глубины свалившихся на меня проблем еще не произошло.
Ксюша беременна. Моя бывшая девушка,
с которой мы расстались четыре месяца назад, сейчас на шестом
месяце беременности.
– Так, а это что же, Даня…
Получается, что ты и не знал? – До мамы с трудом доходит сей факт,
и в ее голосе слышится надежда.
– Нет. Конечно, не знал, –
успокаиваю ее, поглаживая по плечам.
– Но как же так? Зачем же ей
скрывать от тебя такое? – недоумевает мама.
– А вот это мне и самому
интересно.
Мама окончательно успокаивается.
Видимо, информация о том, что я в таком же неведении, как и она,
действует на нее благосклонно. А вот я, наоборот, завожусь все
сильнее, обдумывая сложившуюся ситуацию.
Ксения на шестом месяце
беременности, а это значит, что есть огромная доля вероятности
моего отцовства. Но почему тогда мне об этом до сих пор не
известно?