До того, как вы погрузитесь в историю, я хочу выразить благодарность вам, каждому, кто прочитал «Киоко. Наследие дракона» и полюбил книгу достаточно сильно, чтобы решиться продолжить этот путь.
Спасибо, что доверились мне. Благодаря вам история оживает, обрастает смыслами и значимостью. Да, я написала «Киоко», но именно вы подарили моей истории жизнь. Так что теперь она – наша общая заслуга.
И помните: Шинджу – не Япония, хотя во многом похожа на неё. Как и в первой книге, здесь я тоже попрошу вас отбросить предвзятость и попытки отыскать сходства с нашей реальностью. Откройтесь этому миру и позвольте вновь провести вас через него.
С тех пор как они покинули последний город, Аматэрасу несколько раз взбиралась на небо и столько же – неторопливо спускалась с него, возвращаясь в ночное убежище. В иных городах, где Киоко успела побывать и где жадно и совершенно недопустимо подслушивала чужие беседы, поговаривали, что Аматэрасу спускается в пещеру, в которой прячется от собственного брата Цукиёми.
Киоко снедало любопытство. Если это правда – до богини можно добраться. У неё, как и у всех, есть своё обиталище среди смертных. А значит… Что это для неё значит, она ещё не решила. Истинный виновник смерти мамы и Хидэаки нашёлся, и хотя богиня всё равно не защитила своих детей, Киоко принимала это, как принимала оставленность их мира иными богами.
Эти мысли занимали Киоко какое-то время, но сейчас всё, о чём она думала, – до безумия желанный и столь же недостижимый отдых, молить о котором не позволяли те крохи гордости династии Миямото, что она не очень успешно старалась сохранить в себе.
В начале путешествия она ещё пыталась считать восходы и заходы жёлтого диска, но после нескольких дюжин, свершившихся со времени выхода из логова оками, сбилась, оставив ориентацию в пространстве и времени своим спутникам.
– Киоко, зря ты пошла, – тихо заметила Норико. – Выглядишь неважно.
«Неважно» было слишком мягким словом даже по меркам дворцовых приличий.
– Знаю. – Киоко не потрудилась осмотреть себя. Она действительно знала, что выглядит хуже, чем когда-либо. Она и чувствовала себя хуже, чем когда-либо. Уставшая, дурно пахнущая, брови отросли в головастиков, которые начиная с древесного месяца и до самого времени жизни облепляют берега Кокоро. А волосы… Хотя они и собраны заколкой – простой, не подарком Иоши, а из тех, что есть в доме каждой городской и деревенской жительницы, – её Киоко не снимала уже несколько дней, с самого отбытия из последнего города Северной области. Так что она уже боялась не суметь распутать и заново собрать то, во что превратился тугой пучок.
Всё, чего ей хотелось, – лечь и уснуть. Можно прямо здесь, но желательно в ванне, и чтобы её кто-нибудь хорошенько вымыл, пока она будет спать.
Они шли по пустоши несколько дней. Изредка им попадалась какая-то растительность, но чем дальше на запад они пробирались, тем меньше живого оставалось в этих выжженных давней войной землях.
Иоши молча протянул Киоко флягу с водой, и она благодарно сделала глоток. Он всё время держался рядом и заботливо помогал, но почти не говорил. Поэтому, когда, спрятав воду, он хрипло задал вопрос, удивились все.
– Неужели за тысячу лет земля так и не смогла восстановиться?
Даже Хотэку, услышав его голос, спустился чуть ниже, проверяя, всё ли у них в порядке.
Киоко прислушалась к ощущениям. Эта земля была не просто мертва – она кишела мертвецами. Тысячи ки и ками сплелись в мучениях общих смертей, не в силах покинуть это место и обрести покой. Это было страшно и больно, потому она почти сразу отсекла эти чувства, заглушила их, не в силах думать о том, сколько иссушенных тел и забытых душ хранят местные камни.