Стоя на возвышении, Вуд наблюдал за
тем, как отец губит осколок. Хотя нет, слово «губит» здесь едва ли
подходило. Оно предполагало непосредственное участие, как если бы
правитель сам въехал в ворота и принялся громить всё вокруг, рушить
дома и рубить головы. Ариду не было в том нужды. Он просто оборвал
поток магии, защищавшей осколок, а пустыня и псы доделали работу,
быстро и методично.
Оставалось разве что пронаблюдать за
исполнением, и для этого правитель отправил Вуда. И именно его –
чёрную фигуру на чёрном жеребце замершую, как обсидиановая статуя
на холме, видели обезумевшие от ужаса жители, метавшиеся по
полыхающим улицам.
Осколок лежал перед ним раскрытой
книгой. Горели дома, видевшие зарю правления ещё прежнего Арида.
Столб дыма поднимался вверх и растворялся в ночном небе. Пламя
перекидывалось с одного здания на другое. Среди жадных языков
бились живые тени. Уже к следующей ночи солнце и пустыня превратят
осколок в занесённый песком призрак, а спустя неделю никто и не
поймёт, что недавно на этой земле жили люди – разве что обгоревший
остов городской ратуши будет одиноко торчать среди дюн.
Началось всё на закате. Сначала, один
за другим, смолкли фонтаны. Все до единого: и мраморные громадины,
украшавшие главную площадь, и те, что поменьше, с чашами,
выложенными плиткой, где женщины стирали бельё, и даже совсем
маленькие, садовые, прятавшиеся в цветочных клумбах. В это время на
улицах осколка было, как всегда, шумно. В парках играли музыканты.
На торговых площадях открылся вечерний базар. Лаяли собаки. Дети,
гонявшие на поле мяч, торопились заработать ещё очко, пока родители
не загонят их домой. Потому-то никто и не заметил, как из
привычной, каждодневной симфонии стали исчезать ноты: журчание
ручейков, шёпот каналов, звон фонтанов.
А потом раздался крик. Это хозяйка
таверны вышла во двор набрать воды, и увидела, что источник иссяк –
только лужи блестели на дне бассейна. Каменное морское чудище, из
пасти которого раньше била струя, стояло, выпучившись, будто бы
само не понимало, что случилось. Женщина уронила ведро и
завопила.
Крик разорвал полотно привычных
мирных звуков, нарушил вечернюю идиллию. Вуду показалось, что
закричал сам осколок – и дома, и садовые деревья, и покосившиеся
заборы, и статуи, и ступени, и скамейки, все завопили в один
голос.
На крик сбежалась толпа.
- Что такое? Пожар? Убийство?
Женщина указала дрожащим пальцем на
пустой бассейн, и ничего более не нужно было объяснять. Все разом
поняли: нужно бежать. Спасать единственное, что у них осталось –
жизни.
Тем временем, из-под крылец и из
проулков уже выползали тени. На мягких бесшумных лапах, они
побежали по улицам, наслаждаясь всеобщим смятением и густым запахом
страха, затопившим улицы.
- Свора! – раздались крики. -
Повелитель спустил свору!
Люди бежали к дороге, но демоны
преграждали им путь. Они скалили клыки. Их глаза горели красным
пламенем. Погоня до того захватила их и взбудоражила, что они
перестали быть тенями и обрели форму: стали, на самом деле, похожи
на свору диких животных, вырвавшихся из преисподней.
Вуд чувствовал, как внутри него
закипает гнев. Вот только на кого он злился? На отца, которому так
легко было забрать свою милость – оборвать магию, как тонкую нить?
Или на самих жителей несчастного осколка, которые своей глупостью
навлекли на себя гнев повелителя? Или же на себя – за то, что
смотрел и не ударил палец о палец, чтобы помочь?
Далеко на востоке, у самого
горизонта, чернела каменная гряда. За нею прятались ворота Чертога.
Дорога, что вела к нему, извивалась и серебристо поблескивала среди
песчаных холмов.
Вуд начал медленно спускаться с
возвышения. Его молчаливая свита следовала за ним. Люди бежали
прочь с их пути. Где-то в глубине осколка ревел младенец – или это
ветер обманывал слух? Воины рассеялись по улицам, как низкий
стелящийся туман. Они искали, методично, быстро обшаривали каждый
дом, каждый угол.
