Утро началось не с кофе, а с ударов сердца, которых было два. Первое – его собственное: тяжёлое, густое, как шаги по пустому коридору. Второе – из прикроватной тумбы. Из-под лампы.
Из окна тянуло дрожжевым теплом от булочной на углу – хлеб. В комнате стоял холодный запах пластика и техники – металл. Два запаха тёрлись друг о друга, как два характера. Сегодня побеждал металл. Хлеб запомнил.
Макс Воронов лежал на спине и считал вдохи, стараясь не двигаться. Голова гудела после вчерашнего: тридцать – это было смешно. Двадцать девять – красиво. Он даже устроил мини-конференцию в лофте, раздал аудитории свою коронную фразу про медитации, продал курс на миллион и уложил себя в кровать в три ночи с мыслью, что мир по-прежнему прост и понятен, если знаешь, где у него болевые точки.
Стук. Ещё один.
Он приподнялся на локте. На тумбе, среди банальных вещей – часы, телефон, визитница с тиснением – лежал камень. Серый, как старый асфальт. Небольшой, размером с яблоко, весь иссечённый трещинами. В трещинах – тончайшие линии света, будто кто-то залил поры металлом и подсветил изнутри.
– Кто из друзей шутник? – прохрипел Макс. – Кто притащил декорацию из лавки «эзотерика всё для дома»?
Камень ответил пульсом. Раз-два. Раз-два. В такт его собственному сердцу. Совпадение было настолько точным, что Макс ощутил дрожь в дёснах.
Он протянул руку и коснулся. Камень оказался холодным, как ледяное стекло. В следующую секунду всё покатилось под уклон.
Комната отъехала, как декорация на роликах. Пахнуло гарью и травами. Над головой – потолок из чернёных балок. По стенам – тени людей, сотканные из огня. Перед ним – алтарь. Белый камень с золотой прожилкой посередине. На алтаре – кристалл, высокий, как клинок, и в нём – то самое свечение, только во сто крат ярче. Кто-то держал факел. Кто-то шептал. Кто-то пел. Макс смотрел на свои руки – и они были не его; шрамы на костяшках, тёмные линии рун на запястьях.
– Ты… – сказал кто-то рядом. Голос был знаком без причины. – Ты помнишь.
Он отдёрнул ладонь. Комната вернулась, тупо и плоско. Кристалла не было. Была его спальня, белая стена, окно с полосой зимнего неба. И камень – снова на тумбе.
На губе выступила тонкая кровь. Он стёр её тыльной стороной ладони – как будто ничего. В горле встал сухой песок.
– Окей, – сказал Макс. – Нет. Спасибо. Без меня.
Телефон вспыхнул, как будто ждал этого «окей»: на экране россыпью посыпались уведомления. Команда писала про утренний прогон и гоу-лайв в 11:00, партнёр кидал шутки в чате, а ещё наверху торчало странное: «Системная ошибка 29. Сеть недоступна».
Он щёлкнул по иконке. Экран поморгал и… на секунду показал не интерфейс, а сетку. Тончайшую кристаллическую решётку, как если бы кто-то оторвал плёнку реальности и подсветил подслой. По линиям бежали искры.
– Красивая анимация, – сказал Макс вслух. – Молодцы дизайнеры. Пугаете старика.
Над головой пискнул «умный» диффузор – тупая банка с подсветкой и запахом цитруса. Он включился сам, потянул струю холодного аромата и начал хрипеть, как больной принтер. В углу загудел робот-пылесос, сделал один круг по ковру и встал посередине комнаты.
– Чудесно, – вздохнул Макс и взял камень в ладонь. – Ладно, друг. Ты смешной. Увидимся после эфира. Я тебя продам в магазин безделушек, и мы оба будем счастливы.
Камень молчал. Но пульс – его и чужой – продолжал синхронный танец.
Вчера, на один шаг назад
Лофт гудел, как улей на солнце. Голые кирпичи, фанерная сцена, тридцать человек «на прогрев», ещё сотня в онлайне. Макс держал зал двумя пальцами – большим и указательным, как чашку. Притча, кейс, острая фраза – и туда же оффер, завернутый в отзывы.
