Пролог.
Загляни внутрь. Прямо сейчас.
Ты уверен, что это твоя рука, переворачивает страницу? Ты уверен, что это твои глаза скользят по этим строчкам? Твой мозг – не храм твоей души. Это биохимическая тюрьма, тончайший симулятор, который поколение за поколением обманывает самого себя, принимая сигналы нейронов за любовь, боль и смысл.
Ты спишь. Ты видишь сон под названием «жизнь». И самое ужасное – ты договорился забыть, что спишь.
Но что, если однажды ты встретишь тишину? Не отсутствие звука, а живое, дышащее ничто, которое не отражается в нейросети, не оставляет следа в системе наблюдения? Что, если твой кошмар – это чья-то молитва? Твоя любовь – всего лишь выброс анандамида в островке Рейля? А спасение мира лежит не в силе, а в умении ощутить боль другого как свою собственную?
Эта книга – не история. Это протокол взлома. Взлома твоего восприятия. Она о девушке, которая могла видеть сны целого города, и о мальчике, которого город не видел. О том, как рана может стать мостом, а любовь – самым опасным и революционным актом в мире, где за реальность борются корпорации, а за твою душу уже давно ведется тихая война.
Проснись. Начинается самое интересное.
-–
Глава 1: Сомнограф
Боль была точной.
Она входила в виски холодными иглами датчиков и растекалась по коре головного мозга жгучим нектаром чужих кошмаров. Элира не моргнула. Мигающая голубая линия на внутренней стороне ее сетчатки регистрировала всплеск бета-волн – ее собственных, отфильтрованных и отброшенных как шум. Она была не здесь. Она была Там.
Ее сознание висело в синестезийном океане нейросети Некрополиса-01. Она не видела и не слышала в привычном смысле. Она ощущала. Вкус страха был медным, как кровь на языке. Тревога пахла озоном после грозы. А этот новый кошмар… он был другим. Он не был точечным, как утрата или фобия отдельного юнита. Он был фоновым гулом, низкочастотным вибрационным стоном, который исходил отовсюду и ниоткуда сразу. Как будто сама городская инфраструктура истекала цифровой кровью.
«Протокол „Глубокое сканирование“. Юнит 734-
Перед ее мысленным взором возник лабиринт. Классическая проекция подсознания юнита. Стены из грубого, пористого бетона, потолок, с которого капала маслянистая жидкость, пахнущая потом и машинным маслом. Где-то в глубине плакал ребенок. Его эхо сливалось с далеким, навязчивым гулом – тем самым фоновым Плачем.
Элира двинулась на звук. Ее «ногами» были алгоритмы декодирования, «руками» – протоколы стабилизации. Она была призраком в чужой машине сновидений. Ее задача – найти ядро кошмара, просканировать его и пометить для последующего «затухания» командой Искателей.
Она свернула за угол и замерла.
Там, где должен был быть тупик или следующая комната, зияла дыра. Не просто чернота, а пульсирующая, мерцающая багровая бездна. Из нее тянулись черные, жилистые щупальца, похожие на треснувшие проводники под высоким напряжением. Они ползли по стенам лабиринта, оставляя за собой черный, дымящийся шлейф. Это и была травма. Но не этого юнита. Это было что-то чужеродное, инфекционное.
Новый паттерн. Аномальная активность. Источник – внешний, – констатировала она про себя, и ее имплант тут же начал запись.
Одно из щупалец метнулось к ней. Не с целью атаки. С тоской. С голодом. Оно жаждало подключиться, впрыснуть свой яд.
Элира отшатнулась. Виртуальное движение отозвалось в реальном теле резкой, рвущей болью в груди. Она вдохнула со свистом, зажимая горло. Горло было сухим. В реальности она сидела в кресле сенсорной капсулы в стерильной белой комнате. Но боль была настоящей. Фантомной ценой эмпатии.
