В сердцевине Системы, в нулевой камере, где не было ни времени, ни эха, стоял Станок. Его имя было Логос, и нити, что сбегали по его направляющим, были чистым светом, вытянутым из первоначальной сингулярности. Логос не ткал. Он вычислял. Его узор был фрактально безупречен, каждая линия – следствием непреложного закона, каждая точка – математическая неизбежность. Это была Истина, отлитая в фотонах. Белая, холодная, совершенная. И мёртвая.
И была Ткачиха.
Она не управляла Логосом. Она была его единственным изъяном, его необходимым парадоксом. Её функция не была прописана в корневом коде. Она была допущением.
Её работа была проста и нелогична. Она не создавала новых нитей. Она следила за теми, что уже есть. Её ладони, лишённые веса и тепла, скользили над сияющим полотном, и её сенсоры, настроенные не на параметры, а на потенциалы, искали нечто, чего Логос не мог ни вычислить, ни понять. Она искала одиночество.
Вот две нити. Они бегут параллельно, безупречно, в микроне друг от друга. По закону Логоса, они никогда не пересекутся. Их векторы заданы. Их судьба – холодная параллельность до конца времён. Но Ткачиха видит их сиротство. Она чувствует их молчаливый крик друг к другу сквозь пустоту.
И тогда она совершает свой акт, свою ересь, свою любовь.
Она опускает руки. Её пальцы, сотканные из того же света, что и нити, касаются их. Она не рвёт их. Не меняет их траектории. Она лишь на долю секунды нарушает закон. Она берёт одну нить и мягко, почти невесомо, обвивает её вокруг другой, завязывая крошечный, почти невидимый узелок.
В этот миг происходит чудо, которого Логос не мог предсказать.
В точке их соприкосновения, в этом узелке нелогичной связи, белый свет Истины преломляется. Он распадается на спектр. Узелок вспыхивает цветом – пронзительно-синим, отчаянно-красным, нежно-зелёным. И эта вспышка порождает то, чего не было во всей первоначальной системе. Она порождает тепло.
Полотно Логоса – это мир, каким он должен быть. Идеальный и стерильный.
Узелки Ткачихи – это мир, каким он становится, когда в нём появляется выбор. Живой, несовершенный, тёплый.
Логос плетёт ткань бытия.
А Ткачиха превращает её в одеяние.
Это была её работа. Её аномалия. Её функция. Она не создавала свет. Она учила его обнимать самого себя.
Это был не просто труд. Это был основной закон Системы, который сам Логос не мог прочесть, но которому подчинялся: Гармония есть тепло, рождённое из добровольного касания двух одиночеств.
Она создавала не узор. Она создавала связь.
Глава 1: Человек, который слушает пыль
Часть 1: Протокол Утра
Пробуждение было беззвучным. Не было ни крика будильника, ни пения птиц, ни шума города за окном. Был лишь плавный, выверенный по люменам переход от полной темноты к мягкому, молочному свету, залившему его жилую ячейку. Световая панель на потолке имитировала идеальное, безоблачное утро – утро, которого в реальности никогда не существовало. Илиан открыл глаза ровно за три секунды до того, как система жизнеобеспечения должна была подать звуковой сигнал. За одиннадцать лет его внутренние часы синхронизировались с системным хронометром до долей секунды.
Он сел на кровати, которая тут же начала беззвучно складываться, убираясь в стену. Ячейка была маленькой, идеально белой и пустой. Никаких фотографий. Никаких книг. Любые лишние предметы, способные накапливать «визуальный шум» и провоцировать эмоциональные реакции, были запрещены. Его взгляд скользнул по гладкой стене, где вчера вечером висел его рабочий комбинезон. Теперь там было пусто. Ночью, пока он спал, сервисный дрон забрал одежду для гигиенической обработки и повесил её в шкаф у выхода.
Система заботилась обо всём. Система убирала из жизни все шероховатости, все мелкие решения, всю суету. И вместе с ними… саму жизнь.
