2045 год. Мир разделён на два света: холодный блеск «бессмертных» потухших глаз и тех, кому осталось доживать. Я стою на крыше небоскреба, глядя, как над городом плывут рекламные голограммы: «Eterna Corp: Ваша вечность начинается сегодня!». Они обещают вечную молодость за сумму с шестью нулями. А я? Я последний, кто помнит запах дождя на асфальте до того, как воздух пропитали нанофильтры.
В кармане – флакон с ядом. Не из страха смерти. Из страха, что они найдут меня раньше, чем я решусь.
Внизу, в «зоне смертных», дети играют осколками стекла, рисуя на стенах кресты и полустёртые символы из старых учебников. Их родители давно сдались, обменяв надежду на порции синтетической еды от Eterna. Рядом с ними в небоскрёбах из хрусталя и стали, живут они. Те, кто не стареет. Те, кто смотрит на землю через окна личных аэротакси, словно на аквариум с уродливыми рыбками.
Три года назад Eterna объявила: «Бессмертие – привилегия, а не право». С тех пор границы между кастами стёрлись. Мы больше не люди – мы цифры в их алгоритмах. Они говорят, мы сами выбрали это. Врут.
Иногда я вижу сны. Во сне я молод, а на столе передо мной лежит каменный артефакт, испещрённый символами, которых нет в языках Земли. Во сне я слышу голос: «Код не для них. Он для тех, кто готов умереть».
Скрип двери вырывает меня из воспоминаний. Тени в чёрных комбинезонах с логотипом Eterna заполняют крышу. Я улыбаюсь. Они опоздали.
Флакон опрокинут. Яд жжёт горло, но боль растворяется в странном покое. Последнее, что я вижу – вспышка света. Не их оружие. Артефакт. Он здесь. И он жив.
Анна Соколова стояла перед морозильной камерой, её ладонь плотно прижата к холодному стеклу. Температура внутри достигала -89°C, и сквозь толстый слой инея едва угадывались очертания странного объекта. Он напоминал гигантский пчелиный сот, но был сделан из чёрного камня, поверхность которого мерцала таинственными символами. Анна достала из кармана халата леденец, сунула его в рот и щёлкнула пальцами. Над камерой вспыхнул голубой экран с данными:
– Образец 0412-SIB. Возраст: ~12 000 лет. Обнаружен: плато Путорана, глубина 367 м.
– Черт возьми, – прошептала она, разглядывая мерцающие на поверхности артефакта символы. Они напоминали спирали ДНК, сплетённые с клинописью, словно древний язык, который никто не мог расшифровать.
За спиной Анны хлопнула дверь. Она резко обернулась. В лабораторию вошёл Денис, её напарник, неся в руках два стакана с кофе. Пар от напитка сливался с его дыханием – система обогрева в подземном комплексе едва справлялась с морозами.
– Опять забыла поесть? – Он кивнул на леденец. – Когда ты последний раз видела стейк?
– Когда ты последний раз видел Нобелевскую премию? – Анна ухмыльнулась, но тут же сменила тему. – Смотри.
Она провела рукой над сенсором. Камера открылась с шипением, выпустив облако холодного пара. Артефакт лежал на стальной платформе, покрытый каплями конденсата. Его поверхность казалась живой, пульсирующей, словно камень дышал.
– Ты уверена, что его стоит трогать? – Денис отодвинулся. – Помнишь, как в прошлом году тот метеорит из Якутии…
– Это не метеорит. – Анна надела перчатки с датчиками. – Метеориты не испускают радиацию в терагерцовом диапазоне.
Её пальцы дрогнули, едва коснувшись поверхности. Камень был тёплым, словно живым. На экране замигали графики: частота излучения совпала с резонансной частотой человеческих клеток.
– Боже… – Денис присвистнул. – Ты видела это?
Анна не ответила. Она уже достала из холодильника пробирку с раковыми клетками. Её руки автоматически совершали привычные движения: пипетка, микроскоп, предметное стекло.
– Мы не согласовали эксперименты с Москвой, – запротестовал Денис, но она проигнорировала его.
