Скриптору Ларку снились чужие сны.
Снились Тиндагол и черная тень исполинского корабля, упавшая на поселок. Бледные лица людей, искаженные отчаянием. Солдаты Канторов в черно – желтой броне – надменные и ненавистные. Рыдающая мать, в ее объятиях маленький мальчик с выжженной на запястье отметкой. Ведьма в белых одеждах возносилась над ней в серые небеса, и с ней маленькая девочка с белыми волосами – похищенная дочь, сестра, Илина.
Сквозь покорную и безмолвную толпу на площади проступала груда обугленных тел. Брошенные дома таращили черные провалы выбитых окон, и он кричал от ужаса и отчаяния. Повернувшись, бежал прочь…
…вдруг оказывался в машинном отделении корабля «Звезда удачи», слышал голос капитана Кинира из динамиков, но не мог разобрать слова. Оглушительно стучал метроном обратного отсчета, вспышки аварийных ламп красили стены кровью. Наваливалась тяжесть, вдавливала его в пол и лишала дыхания. Он хрипел, полз вперед, упираясь локтями, металл палубы под ним плавился от жара.
Металл становился горячим песком. Он лежал на животе, упираясь щекой в приклад древней винтовки. Вокруг, насколько хватало глаз, простирались красно-желтые дюны, острые гребни далеких серых скал резали раскаленное добела небо. Над ними вставали неприступные стены замка Корбеник – обители Брона Пеллеса, Короля-Рыбака, хозяина мира по имени Пустошь.
Он видел тени на песке, они сплетались в объятиях – тень принцессы Элейны Пеллес и Ланса каэр Бофора, сына опального Наместника, повстанца и врага Империи. Песок вздымался, опадал и становился фигурой в черном френче и белой маске Баута: палачом и легатом Канторов, Вальконом Тэтрой, восставшим из мертвых в синтетической оболочке лазаря. За ним маячил кто-то другой, еще более опасный и непредсказуемый враг, старик с лицом плотоядной рептилии.
Реликт прошлой Династии, кукловод, намотавший на узловатые пальцы тысячи нитей, протянутых по всей Империи.
– Я в долгу перед тобой, Арктурианин, – шелестел он, обнажая в улыбке неестественно белые зубы. – Патриций Ульфин каэр Градаук всегда отдает свои долги.
От его слов, от того, что крылось за ними, бросало в озноб.
Жар пустыни сменялся пронзительным холодным ветром. Плети дождя хлестали скалу – посадочную площадку, приютившую когг «Эйгир» посреди бескрайнего океана. У опущенной аппарели шлюза стоял рыжеволосый бородатый гигант в зеленом мундире Освободительной Армии и, улыбаясь, протягивал ладонь.
– Добро пожаловать на Катраэт, планету Восстания, – говорил он. – Капитан Арт, Гвин, вас ждут в Гнезде Воронов.
У ног бородача лежало тело юнги «Эйгир» с дымящейся дырой в спине. Одного из многих, убитых Берилаком, бывшим имперским проконсулом, ныне главой контрразведки Катраэта.
– Он его сжег, Арт, – сказала Гвин. – После этого ты пожмешь его руку?
Уже не Берилак предлагал ему рукопожатие. Вместо него сменяли друг друга седовласый мужчина с суровым значительным лицом и командор Воронов, чью тень он преследовал на Пустоши. Генерал Бран Фендигайд и Ланс каэр Бофор. Их голоса сливались в один, гудели в его ушах вместе с порывами катраэтского ветра:
– Ты нужен на Тиндаголе, капитан.
– Ты нужен мне, Арт, – услышал он горячий шепот Гвин.
Теперь он смотрел только на нее. Гвин Третью из клана Корнуай, дочь Вольной Ганзы. Ее лицо, ее голос, ее тепло и запах заполнили весь мир, весь обитаемый космос. Он протянул руку, чтобы коснуться черной мокрой пряди, прилипшей к ее виску, услышал собственные слова:
– Я обещаю быть с тобой. Что бы ни случилось.
Карие глаза Гвин заволокли слезы. Как он ни старался, коснуться ее не получалось, ганзерка отдалялась, исчезала в красно-синем мерцании Аннун. От отчаяния у него перехватило дыхание, а вокруг из обманчивого марева дороги мертвых проступали силуэты людей в окровавленной искореженной броне. Вороны, погибшие на Тиндаголе.
