В воздухе пахло грозой.
Электрические разряды то и дело возникали, вспыхивая пока еще слабыми искорками, потрескивая и шипя.
Двухэтажный каменный Дом, с резными наличниками на занавешенных окнах, с круглыми окошками мансарды, выходящими на все стороны Дома, с покрытой коричневой черепицей крышей, в середине которой возвышалась печная каминная труба, был погружен в полную темноту.
Тяжелые шаги раздались на деревянном крыльце с резными колоннами, массивная дубовая дверь отворилась и он вошел в Дом.
Он широкой тенью прошел по темному коридору, постукивая тяжелыми коваными сапогами; заглянул в гостиную. Посреди пустой гостиной стояла живая ель, рядом были хаотично разбросаны пыльные не распакованные коробки с елочными игрушками.
Лестница на второй этаж заскрипела под тяжестью его шагов.
Дом не проронил ни звука: туго натянутой струной гудела тишина.
Человек поднял руку в черной кожаной перчатке, нажал на ручку двери и, толкнув дверь вперед, открыл её и вошел в комнату.
Это была детская.
Всюду были разложены игрушки, развешаны рисунки, на столе и на стульях лежали детские книжки.
На столе одиноко горела свеча. Она была зажжена несколько часов назад, с наступлением темноты, и теперь воск длинными подтеками висел на свече, скапывая крупными каплями на железное блюдце.
Человек, не двигаясь с места, тяжелым взглядом обвел полутемную комнату: детская кроватка была пуста; на столе лежала распахнутая тетрадь с горсткой карандашей; наконец его взгляд уперся в кресло, находившееся в самом неосвещенном углу комнаты.
В кресле, прижав колени к груди, сидели молодая женщина и ребенок. Женщина изо всех сил прижимала к себе прекрасную девочку, которая огромными красными заплаканными глазами, полными страха и отчаянья, молча, смотрела на вошедшего человека.
Человек резким движением ноги, швырнул на середину комнаты деревянный стул и с шумом сел на него. Звякнули ножны с мечом, ударившись об пол.
Женщина и девочка, мертвенно бледные, с всё возрастающим страхом в глазах просто сидели и ждали.
Человек заговорил тихим, неестественно безжизненным голосом, очень медленно произнося каждое слово:
– П о ч е м у я не вижу праздника в этом доме?
Он впил взгляд своих неподвижных, темно-коричневых глаз в женщину с ребенком, и женщина, под натиском этого взгляда, еле слышно выдавила на себя:
– Мы…мы…мы…были у лекаря…ездили в город…дочке снова было очень плохо…
– Кому я притащил эту чертову елку! – также медленно, но постепенно наращивая громкость своего голоса, произнес мужчина, резко вскинув руку в сторону двери.
– П-п-п-ап-п-п-а… – заикаясь, попыталась выговорить девочка. – Не ругай маму, мы не успели…
Мужчина вскочил на ноги: его глаза налились кровью.
– Почему! – закричал он громовым голосом. – Я не вижу праздника в этом доме!
Девочка завизжала от страха что было силы; мать и дочь вскочили из кресла и, спотыкаясь, о вещи, разбросанные по комнате, бросились бежать в сторону двери.
Мужчина, опрокидывая стул, вскочил на ноги, выхватил меч из ножен, сверкнувший зеркально заточенным лезвием, и совершенно не понимая того, что он творит, в несколько огромных прыжков достиг убегающих. Услышав за спиной топот ненавистных ног, ребенок споткнулся и покатился кубарем вниз по лестнице. Женщина, скованная страхом, не в силах пошевелится, лежала на полу и смотрела как безумец, которого она еще недавно любила, вскинул руку с мечом в воздух и …
Раздался леденящий душу визг девочки; внизу со стуком распахнулась настежь тяжелая входная дверь и в Дом со свистом и воем ветра ворвалась снежный вихрь. Крутящийся поток сверкающих снежинок молниеносно пронесся по коридору, обдав помещение ледяным ветром и как огромным ковшом мягко подхватил внезапно замолчавшую девочку. Безумец, замерший над женщиной, с мечом в руках, от удара ледяного ветра кубарем отлетел в противоположный конец коридора и с грохотом упал на пол.
