Не бывает, чтобы тайное не стало однажды явным,
чтобы скрытое не сделалось известно и не вышло на свет
Евангелие от Луки 8:17
Уайтчепел1, Лондон.
Сентябрь, 1895.
Настенные часы отбили семь. Джеймс отвел взгляд от газеты и налил себе еще полстакана виски, разбавив его водой. За окном сгущались сумерки, по стеклу били тяжелые капли дождя, а газовый фонарь с другой стороны улицы давал лишь узкую полоску света, падающую на письменный стол из темного дерева.
Джеймс поежился от холода и встал с потертого кожаного кресла – одной из немногих ценностей, что удалось вывезти из поместья, прежде чем его забрали кредиторы. Мужчина направился к небольшому угловому камину, раздул угасающие угли, подбросил полено и поворошил пепел кочергой, убедившись, что стопки ненужной бумаги сгорели без остатка. То были давно закрытые дела, когда сыскная контора Маккензи приносила пользу обществу, а ее хозяину обеспечивала стабильный, хоть и скромный доход. Преступность с тех пор только выросла, зато востребованность, как и компетентность Маккензи, постепенно сошли на нет. И этому было много разных причин.
Слишком много, чтобы он сейчас в них копался.
Он вернулся в кресло, зажег керосиновую лампу и обвел помещение взглядом. Свет лампы, сосредоточенный на столе, рассеивал тьму, но по краям комнаты, где на полках пылились книги, а на облупившихся стенах обои разбухали от сырости, полумрак создавал некую загадочность, от коей по шее и спине детектива побежали мурашки.
Маккензи отпил из бокала и откинулся на спинку, прикрыв глаза. В голове гудело. Он подумал, что будет скучать по этой затхлой каморке на первом этаже старого здания. Срок аренды истекал через две недели, средств на продление не имелось, а нового дела так и не предвиделось. Возможно, стоило тратить меньше на выпивку и выкраивать бюджет на объявления в местных газетах, хотя это не отменяло факта, что контора Маккензи располагалась слишком далеко от состоятельных людей, а сам он приобрел репутацию Робина Гуда среди сыщиков. Порой он помогал отчаявшимся за бесценок.
– Что ж, старина, двери лондонской полиции открыты для тебя, – пробубнил он, отпил виски и взялся за книгу. – Патрульных в Уайтчепеле критически не хватает, а у тебя есть необходимый опыт. Не пропадем…
По грязной мостовой снаружи дребезжала тележка. Стук колес о побитый булыжник отражался от стен зданий. Он приближался, и когда Маккензи вознадеялся, что вскоре грохот удалится прочь, экипаж остановился у его окна. Спустя время дверь конторы скрипнула, впустив немного холодного осеннего воздуха, а на пороге предстала стройная фигура женщины в пальто и шляпке.
– Мистер Маккензи? Добрый вечер, сэр!
Кэб2 снаружи пришел в движение и вскоре грохот перекрыл возможность Маккензи думать и говорить.
Он указал женщине на стул напротив.
– Вообще-то, мы уже закрыты, мисс…
– Элизабет Стоун, – с достоинством представилась леди и опустилась на стул, не выпуская из рук сумочки.
На вид ей было около двадцати пяти. Под строгим пальто виднелось пышное платье с кружевами. Широкие поля изящной шляпки оттеняли глаза, но Джеймс видел приятное лицо с выделяющимися скулами, острым подбородком и полными губами, чуть влажными от дождя.
– Я постараюсь не занять много времени, мистер Маккензи. Я не могла прибыть раньше из-за работы, но мне говорили, что вы нередко задерживаетесь допоздна.
– Говорили? – он прищурился. – Кто говорил?
Сняв шляпку, она откинула назад густые каштановые волосы, заколотые в изящную в своей простоте прическу. Несколько прядей выбивались из нее, обрамляя лицо. Карие глаза смотрели с решительностью и упрямством. Маккензи вдруг стало не по себе.
– Выпьете? – спросил Джеймс. – Вы наверняка замерзли, погода едва ли подходит для поздних поездок!
