Эффект Придыбайло
Из подъезда пятиэтажной хрущевки, придерживая лямки рюкзака, вышел молодой человек. Его зовут Евгением Рождественским, и вот уже два года он не может вспомнить, на кого он учится.
Рождественский толком не знал, когда именно позабыл название своей специальности, потому что в один момент жизнь его превратилась в туманное маковое поле, бесконечное и неясное. Он даже не пытался ползать или барахтаться в нем – пока что все было не настолько плохо, чтобы предпринимать излишние усилия, а вспоминать, где он учится у него не было ни желания, ни необходимости.
Рождественскому было девятнадцать лет, и он обладал весьма приятной наружностью. У него было длинные, до плеч, мягкие, каштановые, вьющиеся волосы, достаточно острые черты лица и на вид пугливые, но внимательные темно-карие глаза. Его не слишком заботил его внешний вид – носил он что попало, но не забывал расчесываться, потому что знал, что кудри – это его главное достояние, пленяющие, как он надеялся, не только малолетних девочек, но и ровесниц. Женя был слеповат, и потому носил очки.
Ноябрьский ветер пронзал кости и суставы. Рождественский потер ладошки, спрятал руки в карманы и поджал пальцы ног – ему давно стоило достать свою зимнюю обувь и наконец переобуться, но лезть на шкаф, где стояла коробка с его ботинками, каждый раз было очень лениво. Осень во Владивостоке короткая – сначала лето, а потом практически сразу, без всякого предупреждения, наступает зима.
Рождественский внимательно осмотрел опустелый двор, абы кого не встретить. Ему хотелось поскорее добраться до своей гостинки, чтобы в тишине и спокойствии съесть пирожки, которые он нес в рюкзаке. Его любимая бабушка только что пожарила их и с любовью запихала пару штучек в контейнер Жене «в добрый путь» до соседнего дома.
Именно пирожки тревожили Женю – он боялся, что за пределами безопасных территорий, в виде его гостинки и бабушкиной квартиры, они могут исчезнуть. Словно скрываясь, он зашагал в сторону дома. Но позади, как назло, раздался голос:
– Рождественский!
Женя вздрогнул и едва не отскочил на другую сторону двора, как котенок, которого неожиданно ткнули в бок. Он обернулся – позади него стояла высоченная и широченная фигура – это был никто иной, как Паша Придыбайло, его знакомый, человек, обладавший легендарной славой во всем дворе – как-то в седьмом классе ему удалось сделать солнышко на железных качелях, которые оторвались в процессе и вместе с Пашей Придыбайло приземлились на асфальте. К сожалению или к счастью, это единственное, чем Придыбайло был известен, но детская площадка давно опустела, детишки на ней вымерли, уехали либо превратились в особей, подобных Рождественскому, так что чтить авторитет Придыбайло осталось некому.
Паша и сам превратился в «особь постарше». Когда Придыбайло перестал походить на безобидного придурка, а приобрел черты более грубоватые, он казался трижды отсидевшим в колонии строгого режима уголовником, хотя в эмоциональном и интеллектуальном плане он ничуть не изменился с момента инцидента с качелей. После окончания школы Придыбайло пропал с радаров – он чудом поступил в колледж, и где-то за кадром чудом окончил его, а когда ему вручили подставку под кофе в виде диплома, Паша вновь вернулся во двор и вот уже как пару лет ищет «нормальную работу».
На деле безработный Придыбайло фантомом бродит по пустому двору и колупается в разбитых машинах друзей своего отца. Рождественский уже пару месяцев как не видел его. Окна квартиры, где теперь жил Женя, и подъездная дверь его дома выходили на обратную от двора сторону.
Рождественский и Придыбайло крепко пожали друг другу руки.
– Рождественский! – Придыбайло улыбнулся во все свои желтые, как солнце, зубы. – Тысячу лет тебя не видел! Как поживаешь, какие новости?
