Массивный черный внедорожник с
тонированными стеклами плавно затормозил в двух кварталах от
университета. Вадим – водитель – посмотрел на меня в зеркало
заднего вида.
– Мне не нравится эта затея, –
произнес он недовольным голосом.
Я уткнулась лицом в ладони. Мне и
самой было понятно, как это выглядит со стороны, но так было
нужно.
– Ты обещал! – Я умоляюще на него
посмотрела.
Его руки с такой силой сдавили руль,
что костяшки пальцев побелели.
– Если Николай Романович
узнает...
– Не узнает! – тут же перебила я. – А
если узнает, скажешь, что я сбежала!
Вадим потер переносицу.
– Аня...
– Пожалуйста!
Он сдался.
– Хорошо. Но обещай мне, что будешь
осторожна.
Я благодарно улыбнулась.
– Обещаю. Я освобожусь в два, жди
меня здесь же.
Дождавшись его ответного кивка, я
повесила на плечо черный рюкзачок и, внимательно осмотревшись по
сторонам, вышла из машины. На меня тут же налетел холодный колючий
ветер, растрепав волосы, и я плотнее укуталась в шарф.
Начало нового учебного года стало для
меня еще и началом новой жизни, если можно так выразиться. Я,
теперь уже студентка третьего курса, вынуждена была покинуть
привычное для меня место жительства и любимый университет, после
того, как мама сбежала вместе с любовником в Италию, бросив меня
совсем одну. Не то что бы я нуждалась в ее обществе или внимании.
Просто ее поступок как таковой начисто лишил меня уверенности в
завтрашнем дне.
Отец тоже не ожидал от нее такой
выходки. Нам обоим было известно, насколько авантюрный был у мамы
характер, но подобных вещей раньше не происходило; по крайней мере,
она предупреждала меня об отъезде.
Для папы это стало последней каплей.
Едва я закончила второй год обучения, он забрал меня к себе,
поставив перед фактом: с мамой я больше не увижусь. Со стороны это
выглядело жестоко, и только я понимала, что это не так. У мамы
отсутствовал материнский инстинкт, но, к несчастью, после их с
отцом развода суд был на ее стороне, и меня оставили с ней.
Теперь же я смогу расправить
крылья.
Мне лишь было жаль моих друзей,
которые остались там.
Я вошла внутрь через главный вход
Смоленского государственного университета как раз перед тем, как
мои мозги окончательно замерзнут. Радуясь теплу, я на ходу стала
расстегивать осеннее пальто, позволяя теплу, словно одеялу, укутать
меня с головы до ног.
Оглядев просторный холл, я
сочувственно посмотрела на первокурсников, которых было легко
отличить от «опытных» студентов: растерянно озираясь по сторонам,
они пытались определить, в какую сторону им двигаться. Я не смогла
сдержать облегченного вздоха: мой папа, который по совместительству
был еще и ректором моего нового университета, накануне вечером
подробно проинструктировал меня, так что я с легкостью нашла нужный
мне юридический факультет.
Однако нынешним вечером состоялся еще
один серьезный разговор: я наотрез отказалась поступать в
университет как дочь ректора. Более того, он не должен был
показывать студентам и преподавателям, что мы являемся кровными
родственниками. Это были мои условия, в противном случае я
пригрозила вообще не показываться там на глаза. Он удивился моей
просьбе, но согласился хранить этот «страшный» секрет, правда с
оговоркой, что так будет лишь некоторое время. Я была согласна на
все.
А сегодня утром я, втайне от папы,
добавила в свой ультиматум еще один маленький пункт: независимо от
обстоятельств моя машина не должна приближаться к главному входу
больше, чем на квартал.
Поднявшись на третий этаж, я,
маневрируя между потоками студентов, подошла к доске объявлений,
чтобы переписать свое расписание. Другие учащиеся подходили и,
снисходительно скосившись на меня, фотографировали расписание на
телефоны. Я мысленно корчила им рожицы, нащупывая в кармане джинс
контуры своего смартфона. Он остался в кармане по двум причинам:
во-первых, мне нравилось писать от руки; во-вторых, телефон стоил
настолько дорого, что в души студентов невольно закрадется
подозрение.